Однако к середине февраля руководителям подразделений на понедельничной планерке наконец-то представили хоть и временного, но все-таки богом данного директора. Он, оставаясь заместителем генерального, на несколько месяцев согласился поруководить филиалом и разрулить накопившиеся проблемы.

Свете он сразу не понравился — так, не пойми чего, хилый интеллигентик. Мазнув по ней глазами, Ванин не впечатлился ее изящной фигуркой и, как следствие, раз и навсегда лишился ее благосклонности. У него только что был день рождения, и, следовательно, он был, как Нина, Водолеем, то есть ледышкой, ничего не понимавшей в главном, то есть в любви. То, что они были похожи, выразилось в одном эпизоде, который целую неделю обсуждала вся фирма.

…Нина, в один из редких присутственных ванинских дней, пошла к нему подписывать какую-то бумажку, будучи одетой в нетипичное для нее мини. Надо сказать, вопрос, почему Нина, при хорошеньких пряменьких ножках, не носила коротких юбок, волновал многих. Сама она говорила, что приключений на свою «же» не ищет, по крайней мере на работе. Но вот тот почти единственный случай обернулся для международного отдела солидной встряской.

Минут через сорок после возвращения Нины от директора в отдел позвонила его секретарша, Светина подружка, и выпалила: «К вам идет Ванин!»

— К нам идет Ванин! — также выпалила Света. — Девки, атас!

В мгновение ока они выключили надрывавшийся латиноамериканскими страстями телевизор, размели по шкафам, в которые Ванин вряд ли стал бы заглядывать, всякие расчески с волосами, в основном Светины, покидали в холодильник грязные чашки из-под кофе, тоже, в общем, ее, убрали не у места лежавшие словари и уселись за компьютеры, изображая невероятную занятость. Нине деловую активность изображать не было нужды, а вот Свете с Леной пришлось взять у нее взаймы какие-то буклетики, якобы для работы.

Ванин пробыл у них недолго, сказав, что отдел хороший, уютный, похвалил бурно цветущие фиалки. Нина не смогла удержаться, чтобы не вылезти со своим научным подходом, и рассказала, что вряд ли фиалочное буйство — добрый показатель, потому что оно верный признак повышенной электромагнитной радиации. Ванин обещал подумать над этим вопросом и удалился.

Как только дверь за ним закрылась и с лиц сотрудников международного отдела сползли льстивые улыбки, Лена, бегая по отделу с удивительной для ее габаритов резвостью, выдала фразу, впоследствии вошедшую в историю фирмы:

— Если вы, Нинка, блин, еще раз, блин, пойдете к Ванину, блин, в мини, я вас, блин, задушу!!!

— Хм, — ответила слегка ошарашенная Нина. — А кто мне этот костюм присоветовал купить? Я сама ни одной мини-юбки за всю жизнь себе не сшила. Ваша любимица Петрова, кстати, тоже очень заинтересованно меня разглядывала, когда я была у нее в этом костюме…

Поклоннику мини-юбок Ванину пропавших денег при всем его уме и компетентности разыскать не удалось. Зато нашлись документы на полдюжины больших и дорогих квартир, купленных на фирменные деньги и тихонько простаивавших пустыми в разных концах Москвы. Главная бухгалтерша и ее заместительница уволились в один день, получив благодарственные грамоты и выходные денежные пособия. Видать, не только алексашинская, трясущаяся с бодуна, лапа была к этому приложена. По-быстрому стали разбегаться и другие его выкормыши. На их тепленькие места стали, хлопая крыльями, рассаживаться залетки, выходцы из братской Беларуси — ванинские земляки.

Света, видя происходящее, стала всерьез опасаться за свое начальничье место. Опасность исходила как от кого-то неизвестного, например чьей-то жены или дочки, которую могли посадить на ее место, так и от Лены с Ниной, даже непонятно, от кого больше.

Лена была опасна тем, что была дочкой влиятельной Анны Павловны. Кроме того, она что-то совсем замолчала о декрете и стала говорить о материнстве словами Нины: мол, рожать в этой стране и в это время — безумие и форменный садизм. Но Лена была неэнергична, неповоротлива, мало что умела и не слишком была сильна в технике и английском.

Нина была гораздо приспособленнее, и Света сильно жалела, что дала ей проникнуть во все сферы работы, и теперь повсеместное Нинино присутствие навязчиво лезло в глаза. Но та была пришедшим с улицы, ничьим человеком, да еще и жила где-то в области, без телефона, что можно было при желании представить неприемлемым для начальника качеством.

Пожалуй, Лена была опаснее, и Света заметила, что с каждым днем ее раздражение против Лены растет. Свете даже не хотелось с ней разговаривать и делиться радостями и тем более — многочисленными горестями. Курить они по-прежнему ходили вместе, но почти не говорили: так, сидели на темной и холодной черной лестнице.

Как-то Свете понадобилось собрать визы специалистов на одном административном документе. Подождав, когда Лена выйдет по каким-то своим делам, Света наклонилась к Нининому ушку и почти зашептала, хотя их и так никто не мог слышать, прося пробежаться по отделам.

Нина, не отрываясь от перевода, громко спросила:

— А что, Лене нельзя это поручить? Она, по-моему, сидит и от безделья просто мается. Пусть развлечется, а? Ей порастрястись полезно.

— Да меня от нее тошнит! Я с ней даже разговаривать не хочу!