Шрифт:
— Что же делал после этого ты? — спросил Гром.
— Что делал?.. Стал искать связь с комсомольцами, которые остались на оккупированной территории. Кто-то ведь их должен поднимать на борьбу? Уже есть небольшие группы на хуторах, надежные ребята нашлись и в Риге. Но временно мне пришлось уйти. Нет ни документов, ни связи с ЦК Компартии Латвии.
Он умолк. Никто не шевельнулся, никто не сказал ни слова. Однако в этом молчании уже не было прежней настороженности. Все находились под впечатлением услышанного.
— Что ж, пора знакомиться, — первым нарушил паузу Александр Гром и протянул незнакомцу руку.
— Имант Судмалис, — представился человек в очках.
— Имант Судмалис, — повторял он каждый раз, когда следом за Громом протягивали ему руки остальные.
Теперь он отсыпается. Бордович нетерпеливо поглядывает в окно, туда, где в конце двора приткнулась к огороду маленькая банька. Вскоре ее двери открылись, и оттуда вышел человек в темном демисезонном пальто и очках. Евгений поднялся. Но Юлия его остановила.
— Подожди немного. Надо же ему тоже подкрепиться на дорогу. — Она выбегает во двор и зовет гостя в избу.
Пробираясь глухими лесными тропами, Имант Судмалис почти сутки ничего не ел. Но он спешит. Вожаку лиепайских комсомольцев не терпится побыстрее уйти из деревни, добраться до партизанского лагеря.
Не проходит и полчаса, как они вместе с Бордовичем, осторожно пробираясь огородами, быстро идут в сторону кладбища. Затем сворачивают на полевую стежку и входят в лес.
Аниську распирает любопытство. Она не может не подсмотреть за идущими. Одного из них, правда, немного знает. А вот кто второй — в очках и пальто? Как он попал сюда? Куда идет и зачем? Девочка теряется в догадках.
Было бы такое волшебное зеркальце, через которое можно было заглядывать в будущее, она бы увидела, как этот очкастый парень станет вскоре лучшим пулеметчиком партизанского отряда. С какой необыкновенной выдержкой будет переносить он долгие изнурительные переходы, подбадривать товарищей, смело вступать в бой с врагами!
Юная подпольщица увидела бы, как однажды, остановив на лесной дороге легковую автомашину с ехавшим в ней немецким генералом, который возглавлял карательную экспедицию, и перехватив на лету брошенную адъютантом гранату, он уничтожит ею фашистских главарей. Увидела бы и тот жаркий бой под Лисно, когда он один с ручным пулеметом прикроет отступление партизан, задержит у моста большую группу карателей.
Волшебное зеркальце рассказало бы и о более позднем времени, когда он проберется в оккупированную врагом Ригу, создаст там молодежное патриотическое подполье, объединит разрозненные группы комсомольцев и всех патриотов в одну большую организацию.
Аниська увидела бы один из ноябрьских дней 1943 года, страшный переполох фашистов и их пособников на Домской площади Риги. Здесь, насильно согнав население города, гитлеровцы будут готовить «митинг» протеста против решения правительств Советского Союза, Англии и Соединенных Штатов Америки о послевоенных границах, в котором Латвия была признана неотъемлемой частью Советского Союза. Перед началом этого «митинга» взлетит на воздух трибуна. Разбежится население. В панике будут метаться гитлеровцы и их прихлебатели. Этот взрыв, о котором вынуждена будет сообщить даже фашистская газетенка «Тевия» и о котором вскоре узнает весь мир (потому что уверенные в успешном исходе «митинга» фашисты пригласят на него группу иностранных корреспондентов), осуществят комсомольцы-подпольщики Малде Скрейя и Джем Банкович под руководством Иманта Судмалиса. Какую отвагу, какую преданность своему делу они продемонстрируют!
Было бы у Аниськи волшебное зеркальце, она бы, возможно, предупредила ту беду, которая свалится вскоре на этого необыкновенного человека. Она придет в начале 1944 года, когда комсомольское подполье Риги будет действовать уже как хорошо слаженный механизм.
Мужественный, бесстрашный Имант попадет в руки гестапо. Но и здесь, перед лицом врага, он проявит необыкновенную силу духа.
Отсюда, из тюрьмы, проникнет на волю последнее его предсмертное письмо к жене и детям, которое подтвердит то, что до последнего дыхания он остался верен Родине, партии, комсомолу. Оно звучит сейчас как завещание потомкам:
«Дорогие Марусит, Айюк, Сарминь! Не знаю, прочтете ли вы когда-нибудь эти мои последние слова, но все же напишу. Через несколько минут приведут в исполнение мой смертный приговор. Суд был еще 13 апреля, так что у меня было достаточно времени подумать о своей жизни.
Я оглянулся на прожитое, и не в чем себя упрекнуть, — я был человеком и борцом в эти столь решающие для человечества дни. Хочется, чтобы будущее было лучшим и более счастливым — таким оно должно быть! Столько крови не могло быть пролито даром.
Не горюй, Марусит, никто еще не жил вечно!
Воспитай Айюка и Сарминь так, чтобы они когда-нибудь вспоминали меня, чтобы их жизнь была радостнее, лучше…
Будь здорова, Марусит! Благодарю тебя за все хорошее, что ты мне дала. Приласкай Айюка и Сарминь за меня. Имис. 25 мая 1944 г.».
После войны имя этого человека, ставшее легендарным, будет широко известно. Его подвиг получит самую высокую оценку народа — ему присвоят звание Героя Советского Союза.
Такие люди не умирают.