Сгущёнкин жарил на костре картошку и кипятил воду в чайнике, который Шалтай прихватил с собой. В горячей воде Сгущёнкин намеревался погреть питание для Толечки.

Шалтай спал как убитый. Мешки под его глазами сдувались и надувались в такт его дыханию.

Лиза нервно и громко мяукнула, вспрыгнула на раскладушку с Толечкой и уставилась в точку за его спиной. Она сосредоточенно смотрела в пустоту. Сгущёнкину этот взгляд не понравился. Однако он решил, что ему достаточно поводов для переживаний, и думать о причудах кошки – смысла нет. И даже утончённо-трагичное завывание ветра не поколебало его уверенности.

Сгущёнкина разбудило рычание. Лиза забилась к нему под одеяло и рычала. Он приоткрыл глаза. Нежный голубой свет пробивался через щели в дверце трухлявого шкафа.

– Ты тоже это видишь? – мрачно спросил Шалтай с соседней раскладушки.

Он безотрывно смотрел на призрачный свет. Дверца шкафа скрипнула. Сгущёнкин инстинктивно подхватил Толечку. Тот захныкал.

– Ч-щ-щ-щ, маленький, молчи-молчи, – Сгущёнкин судорожно закачал Толечку.

Было поздно. Дверца с шумом выпала, из полки вылез и шлёпнулся на пол мерцающий пирог.

– Что за… – вскрикнул Шалтай и сел в постели. – Неужто глаза не обманывают, и это пирог с черникой?

Пирог всколыхнулся, отлип от пола и повис в воздухе. Повисев так некоторое время, пирог стал медленно приближаться. Шалтай охнул и заёрзал.

Пирог был надкусан в нескольких местах.

– Недоеденный, – сказал Сгущёнкин, успокаиваясь. Пирог жалостливо хлюпнул.

– Томится, бедняжка – посочувствовал ему Сгущёнкин. – Как не стыдно людям не доедать такие роскошные пироги! Негодяи.

Пирог расплылся от похвалы и начал бледнеть.

Толечка успокоился и развеселился. Малыш потянулся к пирожку.

– Ням-ням, – сказал Толечка пирогу. Пирог аж прослезился начинкой. И, благодарно помахивая поджаристым бочком, растворился.

В темноте послышался негромкий рокот.

– Что это? – удивился Сгущёнкин.

– Кексы, – раздалось из дальнего угла.

Сгущёнкин вздрогнул и повернулся на звук голоса.

Он не видел, как Шалтай, который посмотрел в угол первым, побледнел. В углу над полом парил бледный, подёрнутый первыми признаками разложения, толстяк. На голове у него красовалась поварская шапка, а на животе – грязный фартук.

Шалтай дико взвизгнул и подскочил:

– Бежим! Хватай ребёнка и сматываемся.

– Не спешите, – мягко попросил призрак и вплыл в стену. – Мне просто одиноко, вот я и решил, что раз Вы не испугались пирога с черникой, то и меня не испугаетесь.

– Что это за место? – удивлённо спросил Сгущёнкин, которого призрак не напугал.

– О-о… – из стены высунулась синюшная голова. – Здесь дом погибших продуктов. Они все приходят сюда. Бедняжки. Они не дают мне скучать.

– А ты-то кто?

– Что-то вроде кондитерского короля. Понимаете ли, – повар приблизился к Сгущёнкину и застенчиво отвёл глаза, – мне грустно здесь одному. Я привык быть в окружении продуктов. Вот и стал я звать пироги да кексы, конфеты. Они и набежали. Кексы я в дырявой кастрюле поселил. Они ночами скачут, шумят, крыс пугают. Всё не один.

– И то правда, – Сгущёнкин улыбнулся кексам, которые с любопытством выглядывали из-под крышки. Шалтай понял, что опасность миновала, устало вздохнул и отвалился спать.

Раннее утро застало Сгущёнкина и повара-Синяка за интеллектуальной беседой. Они обсуждали значимость фигуры коня в шахматах.

Толечка сладко спал, а Лиза вовсю играла с озорными кексами, как с мышками. Она накрывала их лапками. Они с хлопком лопались, и клубились над лапками кошки, деловито хихикая.

– Останьтесь еще на одну ночь, – сказал Синяк устало. – Всё равно сегодня не доберётесь. Целый день убьёте, и всё без толку. А так, что у нас, что у вас хоть ещё на одну ночь жизнь наладится. Сгущёнкин удивленно улыбнулся:

– Что ты, друг, пять-шесть часов и мы на месте.

Синяк грустно вздохнул.

– Тише, ребята, рассвет, – мягко заметил он разыгравшимся кексам. Они понуро заохали, захрюкали, и стали медленно растворяться.

Первые лучи прошли сквозь Повара.

Из угла высунулся объедок пирога и, всхлипнув на прощание, помахал Сгущёнкину хрустящей корочкой.

Повар растворился в дневном свете.

Угли тлели в костровище, Шалтай похрапывал на раскладушке, а Лизонька удивлённо трогала лапкой дырявую кастрюлю. Ей не верилось, что кексы просто взяли и испарились.