Рано утром приехал хозяин квартиры. Предусмотрительный Сгущёнкин заблаговременно выставил приблудную кошку за дверь.

Несмотря на то, что она практически заменила на минувшую ночь малышу Толечке мать (ну уж по крайней мере подарила ему больше любви) Сгущёнкин расценил, что проблемы перед выселением ему не нужны. Мало ли как сложится… Как говорится, не плюй в колодец, а то неизвестно, кто в ответ плюнуть может.

Кошка же сидела под дверью и воркующим мурлыканьем приветствовала прибывшего хозяина квартиры, мол здрасьте-здрасьте, ждали-с – ждали-с, милости просим.

Хозяин тщательно осмотрел квартиру, принял ключи и отошёл в сторону, освобождая нелёгкий путь к входной (точнее, было бы сказать выходной) двери.

У подъезда ждало авто. Шалтай в своей роскошной шестёрке широким движением руки распахнул дверцу, и Сгущёнкин, с фамильной тумбой, чемоданом и ребёнком на руках, завалился в салон. Позади осталось шикарное жилище, в котором Сгущёнкин с горечью оставлял мечты о грузоперевозках и создании ремонтной бригады. Толечка в конверт уже не помещался, и Сгущёнкин усадил его, как взрослого, перехватив ремнём безопасности. Малыш «борматулькал» нечто нечленораздельное и внимательно ощупывал ремень. Шалтай выгнулся назад и взъерошил волосы малыша.

– Ни-тою-ютю-мю, – недовольно пробубнил Толик и вернулся к изучению ремня.

Сгущёнкин захлопнул дверь и, буркнув «трогай», погрузился в свои мысли.

Шалтай рассказывал о предстоящем пути, о том, что ночью проедут Тулу и Ростов-на-Дону, за грядущий день минуют череду живописных деревень, а на ночь остановятся у дальних родственников под Краснодаром, что там у Сгущёнкина появится уникальная возможность испытать свои ремонтные способности. А там и кум, и приятель, и работа. Сгущёнкин запоздало заметил, что кошка свернулась калачиком на соседнем сидении – с одной стороны над ней нависал чемодан. С другой путь отрезала тумбочка. Кошка же сладко посапывала.

Сгущёнкин сдался и погладил животное. Она откликнулась грудным урчанием и пару раз лизнула наждачным языком Сгущёнковскую руку.

– Лиза, – тут же нарек маленькую лизунью Сгущёнкин. – Ладно, третьей будешь, Елизавета Сгущёнкина.

День наступил как-то очень быстро. Солнышко щедро освещало землю. Его лучи рассеяли хандру Сгущёнкина. В конце-концов для того, чтобы открыть фирму грузоперевозок, жильё не нужно. Да и ремонтные работы всегда обеспечат крышу над головой.

Через пару часов дороги Сгущёнкин уже деловито поглядывал по сторонам и улыбался. Мимо проносились живописные виды солнечного дня, неслись по встречной машины: гружёный доверху «Москвичонок», «Волга» с увесистым багажом на крыше, несколько гладких иномарок. Сгущёнкин каждую из машин провожал искромётной остротой. Смех наполнил салон. Шалтай утирал слёзы, придерживая другой рукой баранку, Толечка улыбался и хлопал ладошками. А Сгущёнкин не унимался, вдохновенно комментируя проносящуюся мимо панораму жизни.

Сгущёнкин уехал. В вечер его отъезда, когда машина уже накручивала километры по ухабистому асфальту, Марфа Петровна столкнулась с Игнатом Савельичем на лестничной клетке. Буквально пять минут назад в голову к ней пришла возмутительная и гениальная (в её гениальности Марфа Петровна ничуть не сомневалась) идея. Эта идея была настолько глобальна, что требовала участия заклятых врагов. И Марфа Петровна, воодушевлённо перешагнув через скрипящие от недовольства убеждения, направилась к Игнату Савельичу. Того, в свою очередь, в то же самое время посетила точно такая же гениальная идея. Они окинули друг друга подозрительными взглядами и, лицемерно залебезив друг перед другом, в один голос спросили:

– Не ко мне ли Вы направлялись?

И в один голос ответили:

– К Вам, к Вам.

По-звериному мягко переступая по границе невидимого круга, они минут пятнадцать распинались друг перед другом в любезностях. Любезности были прикрытием: враги примерялись друг к другу, оценивали свои шансы.

– А как Вам наш сосед-с? – начал Игнат Савельич.

– Новый?

– Новый-новый.

– Приятный мужчина, но что-то больно задумчивый…

– Неужто? – деланно удивился Игнат Савельич.

– И я, знаете ли Вы, заметил, что думает он как-то долго. Надо бы ему поскорее решиться…

– А я, знаете ли, считаю его размышления оскорбительными, – сахарным голосом сказала Марфа Петровна и, склонив голову набок, кокетливо рассмеялась.

– Да-с, да-с. Вы правы. Мужчине давно должно принять решение, – горячо поддержал её Игнат Савельич.

Собственно, идея, пришедшая в голову этим двоим, была до обидного простой. Они устали ждать решения Сгущёнкина. И их действительно оскорбляло равнодушие к их идеям. Даже больше, чем прямая конкуренция. Марфа Петровна давно объявила бы его врагом… но ей было боязно, что в таком случае лакомый кусочек по фамилии Сгущёнкин преметнётся к конкурирующей организации. А этого она стерпеть не могла. Это означало бы полное, оглушительное фиаско. Провал!