Так или иначе, в тот вечер я понял кое-что насчет Салли Порринджер и Шермана. В конце ужина, когда всех нас начало развозить — во всяком случае, протрезвлением это не назовешь, — они на какой-то миг оказались одни на дальнем конце стола, и она сидела кислая-прекислая, а он так и кипел от еле сдерживаемого гнева. (Я знаю, он не мог не расстроиться, что его старательно выдуманный тост про трах-трахающий сок не получился. Словом, Порринджеры сидели как предупреждение всем, кто собирается жениться, преждевременно постаревшие. Это ужасно грустно — у Салли обычно такое задорное личико. В школе она вполне могла быть мажореткой, так как она, безусловно, неплохо сложена.

Во всяком случае, я заметил, что сделали Порринджеры с салфетками. Это о многом говорило. Шерман комкал свою и отпускал, комкал и отпускал (я полагаю, комкал между коленями), и теперь она громоздилась на столе грозовой тучей. А салфетка Салли, казалось, наоборот, претерпела разглаживание ладонью. И все равно материя не желала лежать ровно, а дыбилась. От биения ее бедного, пойманного в капкан сердечка?

По-моему, Порринджеры, оба с Юго-Запада, возможно, влюбились друг в друга еще в колледже. Насколько я помню, он окончил университет штата Оклахома. А пишу я о них потому, что с каждым из них у меня установились какие-то странные отношения. С тех пор как я проголосовал вместе с Шерманом против Сондерстрома, его поведение в отношении меня можно было бы назвать «стоп-вперед». Резок и одновременно дружелюбен. Раскритикует мою работу, а потом хлопнет по спине. Высокомерно начальствен, а потом бросается помогать. Я же, в свою очередь, не знаю, нравится ли он мне. Я упоминаю обо всем этом потому, что он дал мне не задание, а пальчики оближешь. Сказал при мне Сондерстрому: «Рик справится с этим лучше, чем Гэтсби, а у нас с вами нет на это времени».

Знаете, я понял, что это письмо — преамбула к серьезному решению. Все, что я раскрыл вам до сих пор, может считаться несущественным, но если я сообщу вам о новом задании и об этом узнают, я могу крепко загреметь. Как и вы. Так что подождем пару дней. Я снова напишу вам до конца недели. Сейчас опять 3.00 ночи. Приношу извинения за то, что обрываю письмо. Мне надо все обдумать. Нельзя кидаться очертя голову — слишком серьезные могут быть последствия.

С любовью

Гарри.

Я написал неправду про Салли Порринджер. У нас начался роман, который длился уже вторую неделю, в тот вечер, когда я пригласил на ужин моих коллег по управлению. Поэтому то, как миссис Порринджер разглаживала салфетку, не просто опечалило меня — к этому примешивался страх. Ведь я жил среди опытных наблюдателей, и, если роман обнаружат, это будет выглядеть ужасно. Шерман Порринджер, который помог мне получить важное задание, получил взамен пару рогов на Рождество.

Тем не менее заснул я без труда. То, что я сумел обнаружить в себе холодное ядро, успокаивало. Это указывало на то, что я, возможно, хорошо подготовлен к более трудным делам, которые мне предстоят. Я, безусловно, чувствовал в себе достаточно холодной рассудительности, чтобы признать, что какая-то частица меня, крайне, однако, важная, никогда не простит Киттредж, что она родила ребенка от другого мужчины.

5 января 1957 года

Дорогой мой Номер Один!

Я взвесил все непредвиденности. Как вы, наверное, и предполагали, я все вам расскажу. Наша операция называется ЛА/ВРОВИШНЯ, и если, как мы надеемся, все пройдет хорошо, навар она принесет немалый. Пожалуй, можно сказать, что это осуществление одной из двух наших главных целей. В идеале, согласно полученной миссией директиве, речь идет о проникновении в Советское посольство и (или) в руководство КПУ. (Это сокращение, если вы помните, означает коммунистическая партия Уругвая.)

Ну и вторая цель тоже выглядит подходящей. Благодаря Порринджеру она стала моим младенцем. Мне дано приоритетное задание, и я введу вас в суть дела, так как в дальнейшем мне может понадобиться ваш совет. Могу сказать вам: я не хочу повторения берлинской нервотрепки, когда я через день звонил нашему общему другу по непрослушиваемому телефону. На этот раз я намерен выполнить всю работу сам.

Разрешите ввести вас в курс дела. Говорил ли я вам, что у нас есть два агента на контракте? Помимо Горди Морвуда есть еще Роджер Кларксон. Он тоже неплохо работает на нас, и у него отличное прикрытие. Он не только служит в наиболее престижной в Монтевидео фирме по связям с общественностью (которая ведет бухгалтерию большинства находящихся здесь американских корпораций), но еще и немало времени уделяет англо-американскому драматическому кружку. Можно подумать, что это не самое плодоносное место для сбора интересующей нас информации, но ветер сплетен дует там вовсю. Многие уругвайцы из высших слоев общества стремятся попасть в «Комедианты Монтевидео» под предлогом желания усовершенствоваться в английском, а на самом деле «Комедианты» стали классической ареной для излюбленного спорта высших и средних слоев латиноамериканского общества — супружеской измены. Роджер Кларксон выступает там в роли нашего варианта кагэбэшного понтяги. Он высокий, недурен собой, с прямым носом и светлыми волосами, выпускник Принстона — словом, великолепный образчик для рекламы наших людей по всему свету. В ходе своей деятельности он узнал немало того, что происходит в Законодательном собрании. Не великий улов, но незаменимые детали, подтверждающие или опровергающие информацию, которую мы получаем из более серьезных источников — от уругвайских законодателей, журналистов, бизнесменов и т. д.

Несколько месяцев назад Роджер вытащил большую рыбину. Эузебио (Шеви) Фуэртес появился в драматическом кружке. Шеви почти так же хорош собой, как Валентине, заверил нас Роджер, если вы готовы сбросить со счетов несколько затертую на улицах латиноамериканскую физиономию. Фуэртес, выходец из уругвайского рабочего класса, окончил республиканский университет, затем женился на девушке из среднего сословия, которое составляют местные юристы и врачи, представляющие собой радикальную часть истеблишмента в Монтевидео.

В настоящее время Фуэртес занимает хорошее положение в КПУ, и еще лучшее — его жена. Однако он не из стойких, работающих до самозабвения коммунистов, а наоборот: занят собой, и его тянет в разные стороны. К примеру, два-три года тому назад он ушел из университета и без гроша в кармане отправился в Нью-Йорк. (Оформить свой брак с женой согласился лишь через год, когда вернулся.) Она, судя по всему, убежденный член партии и занимает довольно высокое положение в местной организации. Все, включая ее супруга, считают, что лет через десять она станет одним из национальных лидеров КПУ. Она юрист, полемист и функционер, и семья ее, как я уже упоминал, издавна придерживается радикальных взглядов.