«Уморив русских голодом?» — спросила она.

«Вот именно. Заставив их исчерпать все свои силы. Завлекая их в такие места, которые потребуют всей их энергии, а дадут очень мало. Представьте себе миллион солдат Красной армии в Мексике. Ну какой у них будет шанс выиграть наземную войну против нас?»

«Мне б не хотелось иметь такое количество солдат на нашем заднем дворе», — сказал Хант.

«А их никогда там и не будет, — успокоил его Хью. — Русские не такие дураки. Попытались бы мы послать миллион солдат в Восточную Европу? Не ввели же мы войска в Венгрию, верно? Хотя мы можем позволить себе ввязаться в серьезную войну с большим основанием, чем русские. Повторяю: нам следовало предоставить Гватемалу самой себе. Они бы построили там третьестепенное коммунистическое государство, которое очень скоро обратилось бы к нам за помощью».

«Вот с этим, сэр, я не могу согласиться, — сказал Хант. — Я считаю, надо стрелять грызунов между глаз, прежде чем они вырастут и сожрут наш урожай. Ненавижу коммунистических крыс, где бы они ни встречались».

Он произнес это, Гарри, с невероятным пылом. Голос у него стал хриплый, как у мальчишки, готовящегося поцеловать девушку, или как если бы он нацелился кого-то убить, а я бы сказала, что он был близок к этому, и это было благое чувство, с которым, однако, трудно совладать.

И тут я поняла. Знаете, Гарри, боюсь, наша прекрасная страна стала символом веры. Джо Маккарти только обмакнул палец в чашу с новой святой водой. И не крест, а флаг будет возбуждать высокие чувства, без которых люди не могут жить.

В любом случае Хью к тому времени наслушался достаточно и понял, что Ханта ему в своих целях не использовать. И мой муж направил разговор на цену недвижимости в Джорджтауне, о чем Ховард и Дороти, как и следовало ожидать, знали немало.

Я все время думаю, как вы будете работать с этим странным, наполовину одержимым человеком, вашим будущим боссом. Я полагаю, вы Ханту понравитесь. Снобам всегда нравятся такие люди. До конца вечера он успел нам сообщить, что Дороти не только на одну восьмую из индейцев племени сиу, но и потомок Джона Куинси Адамса[73] по материнской линии и Бенджамина Гаррисона[74] — по отцовской. (Он даже не преминул упомянуть — президента Бенджамина, по-видимому, считая, что это славное имя не всем известно.) Мог бы с таким же успехом сказать: «Мы тоже не лыком шиты, хоть и не с „Мейфлауэра“». Да, Ховард Хант приберегает свой решающий удар на конец. Непременно расскажите мне все про него.

Ваша Киттредж.

10

Хант прибыл в Монтевидео за день до письма Киттредж, и к тому времени, когда оно пришло, я уже создал о нем свое мнение.

29 января 1957 года

Дорогая моя Киттредж!

Наш новый шеф резидентуры вчера сошел с корабля «Рио-Тюньян» со своим семейством — женой, двумя дочками и сыном, а также с горничной и «кадиллаком». Мэхью уезжает через неделю, что ни один из нас не может считать слишком быстрым, включая самого Мэхью. Да здравствует новый шеф! Боже! Хант и его жена Дороти приехали совсем как Скотт Фицджеральд с Зельдой. Багаж их состоит из двадцати двух чемоданов, все с монограммой И.Х.Х. — не как-нибудь. Плюс всякая-разная мебель и картонные коробки. Все это сообщил нам Гэтсби (какое умение все подметить!), которого командировали вместе с Мэхью на пирс, чтобы помочь новому шефу пройти таможню. (Мы бы все пошли, но управление предпочитает, конечно, не привлекать большого внимания к новоприбывшим.)

Окружение Ханта, остановившегося в номере люкс отеля «Виктория-плаза», уже ищет подходящий для него дом в лучшем пригороде Монтевидео — Карраско, отстоящем на десять миль от города. В резидентуре предстоят большие перемены. Мы уже знаем, что внешне Хант спокоен и любезен, но одним своим появлением в комнате заряжает людей энергией. Он явно полон собой, причем вполне счастлив. Это его первый пост в качестве шефа резидентуры. Сейчас больше писать не могу. Докончу завтра.

Гарри.

Однако на следующий день в руках у меня было письмо Киттредж, и я решил задержать свое. Мы существенно разошлись во мнении о Ханте, и мне не хотелось получать еще одну лекцию. В конце концов, с приездом Ханта работа в резидентуре стала куда интереснее.

Еще до отъезда Мэхью (на сборы у него ушел не месяц, как обычно, а всего семь рабочих дней) мы поняли, что наш новый шеф будет весьма активно общаться с нами. По всем правилам он обратился с речью к своему войску — ко всем нам шестерым, включая Нэнси Уотерстон, — в тот же день, как сошел с корабля, а мы сидели в кабинете полукругом перед ним и с возрастающей надеждой слушали.

— С тех пор как я вернулся из Токио в Вашингтон, — объявил Хант, — я изучал работу этой резидентуры и предупреждаю вас: предстоят изменения. Однако, прежде чем перейти к анализу и исправлению ситуации, я хочу, чтобы вы знали, какое положение в управлении занимает человек, с которым вам предстоит работать. Это мое первое назначение шефом резидентуры, но я чувствую себя хорошо для этого подготовленным и сейчас объясню почему. По окончании университета Брауна в июне сорокового года я записался в резерв военно-морского флота США по программе В-7 и, пройдя ускоренный курс обучения в Аннаполисе, был выпущен корабельным гардемарином в феврале сорок первого года, за десять месяцев до Перл-Харбора, и приписан к эсминцу «Майо». На море я покалечился в почти боевых условиях, когда взбирался по обледенелой лестнице орудийной башни во время общей тревоги в Северной Атлантике в начале декабря сорок первого, и покалечился настолько серьезно, что медицина меня демобилизовала. Поскольку по вашим лицам я вижу, что вы готовы к восприятию более детальной информации, скажу, что я повредил область паха, но не окончательно. Благодарение Богу, я все еще при амуниции.

Мы рассмеялись. Даже Нэнси Уотерстон. Для других такая шутка могла показаться ерундовой, но нам она казалась грандиозной. Мы уже знали о Ханте больше, чем за все время узнали о Мэхью.

— Проходя курс лечения, я написал роман «К востоку от вечности», который был принят издательством Альфреда Кнопфа. Вскоре после этого журнал «Лайф» назначил меня вместо Джона Херси своим корреспондентом в южной части Тихого океана, в таких местах, как Бугенвилль и Гуадалканал. Вернувшись в Нью-Йорк в сорок третьем, я поступил в Бюро по военным контрактам, получил звание офицера и довольно скоро был отправлен на переподготовку для работы в Управлении стратегических служб. Меня послали в Китай, я перелетел через Гималаи и очутился в Кунмине, и тут война кончилась. Вскоре после этого я принялся писать сценарии для Голливуда, потом стал работать на Аверелла Гарримана в Париже по плану Маршалла и довольно скоро был приглашен Фрэнком Уизнером в Бюро координации политики. Кто-нибудь из вас слышал о блестящем малом по имени Уильям Ф. Бакли-младший, который является сейчас главным редактором им самим созданного журнала «Нэшнл ревью»?