Направив палец в лицо Скербека, Бирк-Ларсен отчеканил:

— Я хочу знать.

Чиновник городской администрации Олав Кристенсен сидел в кабинете Хартманна и разглядывал плакаты — о программе интеграции, о ролевых моделях, о будущем.

В свои двадцать восемь он выглядел гораздо моложе. Свежее, открытое лицо. Примерный мальчик.

Было заметно, что он вспотел.

— У нас возникла небольшая проблема, — сказал Хартманн. — С личными делами учителей, которые вы для нас подбирали.

Недоуменная улыбка.

— А что с ними не так?

— Одного дела не хватает.

Помолчав несколько секунд, Кристенсен выдвинул предположение:

— Потерялось?

— Не очень хорошо получилось, а, Олав? Как у нас построена работа? Мы просим, вы приносите. — Хартманн не спускал с него взгляда. — Так ведь мы работаем?

Кристенсен молчал.

— Вы не собираетесь отвечать?

— Может… дело затерялось, когда мы перевозили архив.

— Может?

— Да, так я сказал.

— Это ратуша. Документы здесь хранятся сотни лет! Хранятся в сейфах под замками.

Хартманн ждал, что скажет Кристенсен, и тот наконец выдавил:

— Да.

— Мы уточняли у архивной службы, — вступила Скоугор. — Ни один сейф при перевозке архивов не был потерян. И нет ни одного рапорта об утраченных документах.

— Тогда, может быть, кто-то ошибся, раскладывая дела по папкам.

Так как Хартманн и Скоугор молчали, Кристенсену пришлось продолжать:

— У нас проходят практику студенты… Стажеры. Мне очень жаль, от ошибок никто не застрахован.

Хартманн встал, отошел к окну, посмотрел на улицу.

— Забавно, что эти стажеры потеряли именно ту папку, которая нам нужна. Ту, которая нужна полиции. Теперь полицейские считают, будто это я скрыл от них документы. Они считают, будто мне есть что скрывать.

Кристенсен слушал и кивал.

— Я разузнаю, что произошло, и сообщу вам.

— Не нужно, — сказал Хартманн. — Не утруждайте себя. — Он подошел вплотную к молодому чиновнику и произнес: — Вот как мы поступим: в понедельник проведем официальное расследование. Чтобы четко выяснить, кто виноват.

— Расследование?

Кролик в свете фар. Олень под прицелом.

— Но если папка сама вернется на место чудесным образом, — добавил Хартманн, — то, конечно, никакого расследования не понадобится.

— Простите, но мне больше нечего сказать.

— Отлично. Тогда у нас больше нет вопросов.

Кристенсен ушел.

— Я вспомнил его, — сказал Хартманн. — Он участвовал в конкурсе на должность директора школы в прошлом году. Самонадеянный юнец. Я отсеял его на первом этапе. И вот теперь он мстит.

— Ты думаешь, он работает на Бремера?

— Не знаю. Да это и неважно. Главное то, что у него есть доступ в нашу сеть. Пусть все сменят пароли. Давай будем бдительнее.

Хартманн заглянул в помещение штаба.

— Где, черт возьми, Мортен? Знаю, вчера я погорячился, но…

— Он позвонил и сказал, что заболел. У него большие проблемы со здоровьем, Троэльс. Эта работа не для него.

— У него диабет. Ему то хуже, то лучше. Иногда у него бывают перепады настроения, но к этому вполне можно приспособиться.

Она села на край дивана.

— Я пришла сюда пять месяцев назад. Сколько работал на тебя Мортен?

Ему пришлось задуматься.

— Если не считать перерывы… Не помню. Он всегда был со мной.

— А сколько времени тебя считают конкурентом Бремера?

Амбиций ей было не занимать. Но амбиции — это хорошо, без них не бывает свершений.

Она коснулась его щеки.

— Мы справимся и без Мортена, — сказала Риэ Скоугор. — Не нервничай.

На улице было ясно и холодно. Резкое зимнее солнце не грело. Вокруг суматоха выходного дня: люди ходили по магазинам, семьи прогуливались с детьми.

Олав Кристенсен остановился на площади и позвонил.

— Верните мне ту папку, — сказал он.

В городской администрации все менялось. Никто не мог точно сказать, что будет завтра. В трубке тишина.

— Вы слышите?

Он сердился, хотя понимал, что ведет себя неправильно. Но поделать ничего не мог. Хартманн не дурак. И не наивный добряк. Кристенсен видел сегодня его глаза с очень близкого расстояния.

Расследование!

Документы в архиве все до одного подписаны, учтены, пересчитаны, разложены. Если кто-то берет документ, об этом делается запись. Хартманну двух часов хватит, чтобы узнать: все личные дела по той гимназии, включая дело Кемаля, были выданы ему, Олаву Кристенсену. И ничего не придумать, никак не оправдаться. В один момент его карьера полетит к черту.