Шрифт:
– Поездка в Грузию – это прекрасно! – воскликнул Шорин. – Но вы забыли, что у меня…
– Я ничего не забыл, капитан, – перебил его Богнар и, открыв сейф, отделил от пачки часть купюр и бросил на стол. – Вы лучше скажите: кто у вас наблюдал за полковником Наумовым?
– Рыжий. Так это же всего три дня, когда полковник прибыл к нам.
– Важно, что он знает его в лицо. Задача: во что бы то ни стало найти Наумова и не спускать с него глаз уже сегодня.
– Вы меня обижаете, господин полковник. Считайте, что Наумов у вас в кармане.
4
Искрящаяся рослая трава и зоревая свежесть сняли усталость. Открывшийся взору водный простор бухты взбодрил настроение Врангеля. И теперь вечерний доклад о монархическом заговоре не казался таким зловещим. Что, в сущности, произошло? Группа молодых офицеров флота, не понимая политической программы и земельного закона, пыталась арестовать его, Врангеля, и генерала Шатилова. На царский престол просить великого князя Николая Николаевича, а во главе правительства поставить его пасынка герцога Сергея Георгиевича Лейхтенбергского…
«Ординарец генерала Слащова, политический сосунок, – глава правительства!.. Классического содержания болваны! – Врангель пнул попавший под ногу камень. – Двенадцать молокососов в мичманской форме. Надо отправить их куда-нибудь за границу. Они еще пригодятся. Кто за царя, тот против Советов… А Пунтус-Логвинского непременно расстрелять. Организатор заговора – убежденный враг. Надо немедленно распорядиться».
Он пошел к даче. На веранде, обращенной в сторону залива, его ждали войсковой атаман Всевеликого войска Донского генерал-лейтенант Богаевский и совсем еще молодой полковник.
Увидев главнокомандующего, атаман вытянулся, но его дебелая фигура не позволила продемонстрировать усердие. Строевой стойки не получилось. По лицу Врангеля скользнула скупая, снисходительная улыбка.
– Доброе утро, Африкан Петрович. – Главком подал руку, давая этим понять, что настроен вести разговор в неофициальной атмосфере.
– Здравия желаю, господин главнокомандующий, – ответствовал атаман, чуть склонившись и усердно пожимая руку главкома. – Разрешите представить вам полковника Назарова?
Атаман сделал шаг в сторону, открывая стоящего за ним офицера.
Под тяжелым изучающим взглядом Врангеля полковник выпрямился, развернул высокие угловатые плечи, приподнял подбородок, вытянул руки по швам.
– Я докладывал вам, господин главнокомандующий, о недавней поездке полковника Назарова на Дон с разведывательной целью, – продолжал Богаевский. – Ныне он, во исполнение распоряжения начальника штаба и моего приказа, завершает формирование отряда особого назначения для десантной операции на ковыльной нашей Донщине.
– Откуда вы родом, полковник? – неожиданно спросил Врангель, усаживаясь в глубокое плетеное кресло. – Прошу, господа. – Он жестом указал на стоящие стулья.
– Станицы Ново-Николаевской, что у Кривой косы на северном берегу Таганрогского залива.
– Родные там?
– Никак нет, господин главнокомандующий. Перед германской войной восемьдесят семей станицы переселились в Уссурийский край. Там со всего Дона поселенцы. Во время великой смуты я вернулся на Дон, а батько с двумя моими сестрами уехали в Харбин.
– Чем занимались на Дальнем Востоке?
– Работал народным учителем в нашем поселении, затем – школа юнкеров и вот уже третий год на фронте.
– Полковник Назаров, господин главнокомандующий, – вставил Богаевский, – предан вашим идеям, и поэтому ему оказана честь быть избранным членом Донского войскового круга.
«Что понимает этот смелый юноша в государственных делах? – подумал Врангель. – Юнкерская школа, десяток подвигов с закрытыми глазами – и уже полковник. Надо строжайше запретить присваивать звания за подвиги. Только ордена и божье благословение».
– Что вы можете сказать о настроении донского казачества? – спросил Врангель.
– Господин главнокомандующий, – вдохновенно доложил Назаров, – донцы убедились, что Советская власть разрушает веру православную и вольное казачье товарищество, сеет хаос в правлении и хозяйствовании, отнимает по разверстке хлеб и мясо. Жилы на шеях казаков вздулись от бессильного гнева, руки тянутся к клинкам.
Врангель удовлетворенно кивнул и не спеша стал излагать свой замысел: