– Мне нужно покурить, - сказала она.

– Будь осторожна в курительной яме, - предупредил я ее.
– Там встречаются люди, в которых живут несколько личностей.

Это ей тоже не понравилось. Она вскочила и чуть ли не выбежала из столовой. Не знаю, что на меня иной раз находит. Нехорошо это – пугать уже явно напуганную девушку. Нехорошо, но я внутри себя повеселился.

Позже в тот день я видел, как эта девушка садится в такси и уезжает. Видел из курительной ямы.

– Еще одну потеряли, - заметил Шарки.
– Если бы у меня остались мозги, я бы сел в это такси вместе с ней.

Мне стало интересно, серьезно он это или нет. Может быть, часть его хочет свалить отсюда к чертовой матери? Хотя меня больше интересовала другая его часть – та, что хотела остаться.

У меня появилась новая теория: далеко не все хотят измениться. Рафаэль говорит, что меняться чертовски больно. Думаю, Рафаэль знает, о чем говорит. У этого парня всегда болит душа. Иногда мне даже больно смотреть на него.

В общем, хоть и не все тут остаются, мы с Шарки и Рафаэлем остались.

3.

– Завтра в нашей группе появится новенький, - сообщил Шарки.
– Еще один потерянный член человеческой расы.
– Шарки никогда не зевал, всегда держал глаза и уши востро. Легко верилось в то, что он провел много времени на улицах. Этот парень знал все о нашем маленьком сообществе. Он словно просачивался тут везде и всюду. Всегда знал, кто приходит и кто уходит. Он, наверное, по натуре такой – все время должен знать, что и где происходит. А какой я по натуре? Замкнутый. Эмоциональный внутри и сдержанный снаружи. Шарки эмоционален как внутри, так и снаружи – донельзя эмоционален.

Я ничуть не преувеличиваю. Шарки всегда возбужден. Всегда в движении. Ходит беспокойно туда-сюда, туда-сюда. Люблю за ним наблюдать. Он похож на человека, которому нужно в туалет, или на тигра, пытающегося найти выход из клетки. Он может быть чертовски забавным. И чертовски пугающим. Он выводит меня из равновесия, этот парень.

Шарки прикурил еще одну сигарету и бросил взгляд на часы. Ему всегда нужно знать, сколько времени сейчас. Да какая разница, интересно?

Лиззи покачала головой.

– Как думаете, как долго она продержится?

– С чего ты взяла, что это «она»?

– С того, что она будет моей соседкой по комнате.

Шарки кивнул.

– Ставлю на неделю.

– Ставлю на то, что она останется.
– Лиззи затушила сигарету.

– Когда это ты успела стать такой оптимисткой?

– Оптимисткой? Я? Дай-ка я тебе кое-что скажу, Шарки. То, что кто-то остается здесь на тридцать-сорок-шестьдесят-девяносто дней, абсолютно ничего не значит. Это не значит, что он изменится. Остаться здесь – не значит измениться.

– Тогда какой смысл здесь оставаться?
– спросил я.

– О, он умеет говорить, - деланно изумилась Лиззи.
– Ничего себе. Знает даже, как правильно произносить слова.

– Заткнись, Лиззи, - беззлобно отозвался я.

Она рассмеялась. Мне нравится Лиззи, мы с ней просто дурачились.

– Я серьезно, какой в этом смысл?

– Может быть, мы тут как раз для того, чтобы выяснить это?

Мне хотелось спросить: лучше ли ей? Стало ли ей легче? Чувствуется ли это, когда в тебе что-то меняется? Все тут постоянно болтают об этих изменениях, но как они узнают, что эти самые изменения в них происходят? Они чувствуют себя как-то по-другому? Как они это чувствуют? Не вырастут же у меня от этого крылья за спиной. Не начну же я от этого летать. Не стану же я от этого хоть чуть-чуть красивее.

4.

Анни. Новенькая в нашей группе. Она вошла немного напуганная, глядя в пол, вцепилась в стул. Мы всегда сидим кругом. У нас неплохие стулья. Ну, скажем, не такие уж и плохие. Адам представил нам ее. Она должна была сказать пару слов о себе, а позже могла рассказать нам всю свою историю. Тут все уже рассказали свои истории, кроме меня, Шарки и Рафаэля. « Время истории» меня не напрягает, если историю рассказываю не я.

– Я Анни, - сказала она.
– Мне тридцать четыре. Я алкоголичка, и я не пью уже двадцать дней. Я из Талсы, Оклахома.

– Двадцать дней, - повторил Адам.
– Хорошая работа.

Ну угу, конечно.

Мы все кивнули.

– Добро пожаловать, - приветствовали мы ее, и это было странно, потому что мы все сказали это с разной степенью искренности – кто большей, кто меньшей. А что нам еще оставалось сказать? Спасайся?

Затем мы перешли к так называемому Разборутого, кто как себя чувствует, над чем мы сегодня собираемся работать, нашего здорового и нездорового поведения, наших секретов и тому подобного. О, и мы обязательно должны были сказать о себе что-то хорошее. Мы зовем это аффирмациями. Это положительные утверждения и нам нужно придумать их целых три штуки.