— Полюбуйтесь, — кожаные ножны были извлечены из кружевных пеньюарных складок, — никогда не видела ничего подобного.

— Я видел, к сожалению. — Коля передал кинжал своим экспертам. Нина тихо охнула. Именно такие ножи и показывал Сергей Валентинович Перцев. Только золотой узор на рукоятке куда более причудливый: какие-то ромбы, круги, квадраты — словно чья-то физиономия. И для отделки использованы не монеты, как на тех, а просто кружочки, на каждом буква, вполне узнаваемая буква арабского алфавита. Ра, ба, ха, нун. Очень интересно.

— Посмотри. — Нина протянула джанбию Глебу.

— Именно, посмотрите! Посмотрите на сей предмет, молодые люди. Какой-то янычарский инструмент в моем доме! Доколе можно терпеть подобные издевательства! Я вас спрашиваю, доколе? — Старуха воздела глаза и руки к небу. Декламировала она просто замечательно. Вибрирующие интонации пробирались в душу, так же как скупые жесты и мимика. Плюс очевидная начитанность. «Доколе, о Катилина» и тому подобные ассоциации.

— Как и когда вам подкинули этот кинжал? — Вопросы задавал оперативник Горюнов. Нина и Глеб свято блюли данное слово.

— Я уже говорила, — с достоинством и все так же театрально ответила Вешневецкая.

— И все же? — Дежурные по отделению обычно не утруждают себя запоминанием подробностей и тем более не передают их заинтересованным соратникам. Посвящать странную заявительницу в маленькие милицейские тайны Коля Горюнов не хотел. Он просто улыбнулся как можно ласковее. На престарелых женщин улыбка, как правило, действует.

Улыбка правоохранительных органов не выбила Наталию Михайловну из образа. Она просто потупилась, снова вцепилась в подлокотники и перешла ко второму акту драмы «Кинжал в моем доме». Звуковая палитра, пошла в ход полностью от «а» до «я»: шепот, вскрики, причитания, паузы и вздохи.

— Я плохо сплю, молодые люди. Очень плохо… Прошлой ночью тоже не могла уснуть, Так, дремала немного в кресле. И вдруг — шорох, странный, словно крадется кто… Потом стихло, потом опять. И неожиданно совсем близко, прямо за моей спиной… Я оглянулась — он стоит. И в руке нож… — Здесь пауза была длиннее, чем предыдущие, как и положено по законам жанра. Колю Горюнова тонкости не волновали.

— Вы что, здесь были, когда кинжал подкинули? Или я чего-то не понял?

Старуха поджала губы. Трудно беседовать с чурбанами безмозглыми.

— Я же говорю, молодой человек, я услышала шорох… Обернулась и увидела его.

— Кого? — Оперуполномоченный упорно пытался перевести полный драматизма монолог на сухой язык казенного протокола.

— Черного человека!

Нина чуть не пискнула от удовольствия. Коля же по-прежнему упорствовал:

— Как он выглядел?

— Черный, лицо перекошено, огромные глаза сверкают серебряным огнем, и двигается странно — словно марионетка.

— Одет как?

Пиковая графиня издевки не поняла, но говорить стала чуть менее патетично.

— Я его не разглядела толком. Он, безусловно, был одет… во что-то черное, брюки, я думаю, брюки.

— А еще? — продолжал наступать оперативник.

— И куртка, да, точно, блестящая такая, тоже черная.

Коля Горюнов удовлетворенно вздохнул, черная марионетка потихоньку превращалась в человека. Поверить в то, что странная черная кукла разносила кинжалы по петербургским квартирам, да еще пачкала полы кровью, он, проработавший пять лет в милиции, никак не мог. Старая дама же продолжала вспоминать:

— И нос у него был такой огромный, черный. А двигался тихо, почти бесшумно. У меня очень тонкий слух, и то я его еле услышала.

— А кто-нибудь еще из жильцов слышал, как он входил? Или, там, уходил?

— Никого не было. Моя дочь с мужем и сыном на даче сейчас живут, а Валентина, это наша домоправительница, она ночует дома.

— Ясно-понятно. А как он вышел?

— Я полагаю, через балкон, — сурово ответила Вешневецкая, — так же, как и пришел. У нас в столовой большой эркер и балкон. Я, увидев его, естественно, спросила, что надобно незваному ночному пришельцу…

— Так прямо и спросили? Может, испугались?

Старуха оскорбленно замотала головой:

— Помилуйте, я? Испугалась? Это он испугался! И как заяц бросился прочь, только нож свой туркестанский уронил. Причем так перетрусил, что не сразу в дверь попал, ткнулся в стену сначала, будто слепой…

— Очень интересно. А пятен никаких на полу не осталось?

— Нет. Я же вам рассказываю.

— А что, дверь на балкон открыта была? Вы потом проверили?

— Я? Проверять? Мне трудно ходить… — презрительно отрезала старуха. Да так отрезала, что следующий вопрос Горюнов решился задать не сразу.