— Доброе утро, молодец, что вовремя проснулась. — Бабушка приоткрыла дверь Лизаветиной комнаты. — Поможешь мне справиться с этим твоим агрегатом?

Лизавета попробовала прикинуться крепко спящей, нарвалась на короткое замечание: «Не притворяйся» — и смирилась с неизбежным. В конце концов, грядущий день забит делами, так пусть хватит времени на все.

Вообще-то Лизавете нравилось завтракать вместе с бабушкой. Та умела превратить заурядную утреннюю трапезу в аристократический церемониал.

Салфетки, льняные и с вышивкой. Корзинка с тончайшими ломтиками белого хлеба. Никаких новомодных теорий насчет благотворного влияния на организм хлеба ржаного, грубого и чуть ли не с солодом Лизаветина бабушка не признавала. Изящный фарфор, плоские чашки, белые с причудливой угловатой каймой, тарелки и блюдца той же породы. Масленка, серебряный нож нагрет, дабы завтракающий не мучился с застывшим в холодильнике маслом. Сыр, ветчина тоже нарезаны деликатно и живописно уложены на отдельных тарелочках. Разумеется, яйца и, разумеется, в специальных длинношеих фарфоровых подставках. Рядом — кофейник и чайник, чуть поодаль молочник и сахарница. Как в лучших домах Филадельфии и Лондона.

От тех, кто собирался присоединиться к утренней трапезе, бабушка требовала соблюдения приличий — за стол садились умытыми, причесанными и в утреннем неглиже.

Обеды и ужины обставлялись не столь торжественно. Бабушка уверяла, что ее пристрастие именно к завтракам объясняется тем, что, как начнешь день, таким он и будет. Лизавета подозревала другое. Дело в том, что через битвы, утраты и лишения двух революций и трех войн бабушка умудрилась протащить фамильный сервиз для завтрака, саксонский и бывший очень дорогим еще в тысяча восемьсот девяносто восьмом году, когда дедушка Леля, именно так она называла собственного отца Алексея Владимировича, привез его в подарок своей молодой жене. Прочие вещи и вещички, украшавшие семейные будни генерал-майора, Лизаветиного прадеда, были проданы, брошены при многочисленных переездах и эвакуациях или просто разбились. Утренний сервиз уцелел, можно сказать, выжил. И помогал бабушке жить, не теряя собственного достоинства и воспоминаний. Самых безоблачных, детских.

Лизавета вышла на кухню в огромной шелковой мужской рубашке, ее бабушка с некоторым скрипом согласилась считать неглиже. Сама же она всегда надевала темно-зеленый капот, вид женской одежды, вымерший в конце тридцатых.

— Доброе утро. — Лизавета занялась кофеваркой.

— Что тебе — кофе, чай?

— Молока. — Запрограммировав умное кофейное устройство, девушка пристроилась за столом. Далее следовало вести беседу легкую и непринужденную, о погоде или о литературных новинках. В крайнем случае о последних удивительных известиях.

— Видела белку-воднолыжницу? Мы вчера показывали. По «Рейтеру» пришла.

— Да, милая, и не только вы, все программы. Удивительный зверек.

— И воды не боится.

Прелесть светских разговоров заключается в том, что они не мешают думать о своем. Посему, перебрасываясь изысканными фразами, Лизавета планировала день. Причем начать его должно было с мести.

Правда, как это обычно бывает, пострадает невиновный.

Без четверти девять Лизавета телефонным звонком разбудила другого Сашу, Байкова. Теперь он должен был в очередной раз убедиться, что в подлунном мире нет гармонии и не будет. Впрочем, он в этом убедился еще до Лизаветиного звонка.

— Привет! Знаешь кто мне сейчас звонил?

Саше Байкову, человеку по-настоящему доброму, — крайне редкое качество в современном суровом мире — мог звонить кто угодно. Очередной аферист, считающий себя гением видеоклипа, — с предложением еще раз бесплатно снять видеоверсию отличной песни, которую исполняет никому неведомая группа, не имеющая имени и спонсора, но уже созревшая для премии «Грэмми» и МТВ. Могла позвонить попавшая в беду девица, срочно нуждающаяся в деньгах или в рыцаре, который даст по морде подлецу, сделавшему ей ребенка. Могли позвонить телевизионные халтурщики, подрядившиеся снимать кино об арбузоводческом колхозе под Астраханью и им уже надо ехать, а нанятый оператор внезапно запил. Поэтому Лизавета честно ответила.

— Не знаю. Но если ты занят — это плохо.

— Да нет, не занят. Просто размышляю — плакать или смеяться. У меня угнали машину.

— Ох! Что ты! — Девушка искренне огорчилась. Автомобили были Сашиной страстью и жизнью. Без них он не мог дышать. Первая развалюшка появилась у него лет семь назад. Ее он сделал просто из металлолома. Но любил. Позже появилась машинка поновее. Потом почти новая. А месяца два назад Саша Байков разжился новым авто. Это была «Лада» — «восьмерка». Экспортная и рыжая. Две недели он задыхался от радости и гордости. Потерять ее — это, конечно, удар.

— Представляешь несмотря на все капканы и даже компьютерную блокировку, утащили прямо от дома. А сегодня звонок. Спрашивают: «Хочешь заработать две тонны баксов?» Кто ж не хочет. Интересуюсь, как именно. «Назови, говорят, шифр от блокировки. Наши ребята возятся — они все равно вычислят, но чего возиться? И тебе хорошо».

— Что ты им ответил?

— Сказал, что подумаю. А что еще можно сделать в такой ситуации? В милиции мне прямо признались — шансы найти равны нулю. Вот угонщики мне нравятся — веселые ребята и нежадные. Машину я застраховал. Их две тонны плюс страховка — как раз хватит на другую. Только без сигнализации.