А я его спрашиваю, как это хочешь, чтоб приятно было?

А он мне: «Тэбэ хочу, Элвира, как женщина хочу».

Горячий такой попался. Все говорит и говорит и кавказский акцент у него такой... В общем, страшно мне стало. Кругом ни души, ну, думаю — все. В общем, обнимать он меня стал, а я ему коленом в пах, раз, два… Тут он скрутился и жалобно говорит: «Люблю я тэбэ, женьшина».

А я-то думаю, если бы любил, так в нормальное место бы повел. А вообще-то он неплохой был. Хлюпенький такой, маленький, нос орлиный, но место было сильно страшное. Сами подумайте. А вдруг он маньяком оказался?

— Эльвирочка, давайте шампанского, — поднял я бокал, в виде белой чайной чашечки с желтой розочкой на боку, — за вас, Эльвира, за ваше мужество, за женщину, которая всегда за себя может постоять. Можно я вас поцелую, как педагога?

Я поцеловал Эльвиру Степановну. Широкая улыбка не сходила с ее лица.

— А чё дальше то было? — Витя потребовал продолжения истории.

— Дальше вообще ужас был, — Эльвира сжала губы и покачала головой, — ну «джигит» этот сел в этот, как вы говорите, «пирожок» и уехал.

— Ты же меня в город завези! — кричу я ему в след.

— Раз любов нэ хочешь, здэсь останешься, — кричит он мне, — отсюда ешо никито нэ вибралас.

Только я огоньки его «Феррари» и видела. Ну, что, выби­раться-то надо. А идти куда? Неизвестно. Что делать? И пошла я наугад. Иду между кустами, между каких-то деревьев, по кочкам, всего боюсь. Какие-то собаки меня облаяли. Ни людей, ни души. Ноги все себе исцарапала. Страшно, аж жуть. Взяла какую-то палку в руки, думаю, если кто-то нападет, хоть отбиваться будет чем. Иду час, иду полтора. Жутко, мороз по коже. Вот ненормальный, на край света меня завез, что ли? Кричу: «Люди! Люди!» Никто не отвечает. Вдруг слышу крик чаек и приближающийся шум прибоя. Выхожу к берегу. Ни вправо, ни влево — никого. Поворачиваюсь назад, чаща, какая-то и горы. Ну, думаю, все, идти не знаю куда, тут мне и конец.

Стало светать. Туман с моря. Ничего не видно. Чувствую себя как на необитаемом острове. Я так отчаялась, что опять закричала: «Люди! Люди!» И вдруг вижу: прямо из воды, выходят вроде бы люди, высокие такие, здоровенные силуэты, как мужики в огромных, длинных плащах, на головах у них огромные шляпы, на ногах высокие ботфорты, а в руках, ну эти, длинные, ну как это…

— Та чё ж там за люди были? — Витя, по-настоящему веря в мистику, перепуганно посмотрел на Эльвиру.

— Да, кстати, кто же это был? — закусывая конфетами, всерьез поинтересовался я, — странно, люди в огромных шляпах, в гигантских сапогах и плащах, в руках у них длинные, как вы говорите, копья, наверно были?

— Да нет, не копья, — возмутилась Эльвира Степановна, допивая свое шампанское.

— Ну, тогда, шпаги, — добавил я, — тогда получается, это были водяные мушкетеры, — подколол я Эльвиру, — мы же все читали у Пушкина:

«В свете есть иное диво:

Море вздуется бурливо,

Закипит, подымет вой,

Хлынет на берег пустой,

Разольется в шумном беге,

И очутятся на бреге,

В чешуе, как жар горя,

Тридцать три богатыря,

Все красавцы удалые,

Великаны молодые,

Все равны, как на подбор,

С ними дядька Черномор».

— Лёнь, ты чё, наизусть всего Пушкина знаешь? — Витя поднял «бокал», — за вас Эльвира Семеновна, — сдуру перепутав отчество Эльвиры, но на это уже никто не обращал внимания.

— Эльвира, так кто же там вышел из воды? — мне было действительно интересно, — если не мушкетеры и не дядька Черномор, то кто?

— Эльвира Степановна, — Витя не на шутку интересовался финалом истории, — чё ж у них в руках-то было? Может флаги, какие или бердыши длиннющие?

— Да нет, мальчишки, — Эльвира чуть охмелела, — ну, как это называется, ну длинное такое, на плече оно у них лежало, и перчатки у них большие были…

— Перчатки большие? Так может это средневековые рыцари с «Летучего голландца»?

— Нет, нет, — Эльвира не понимала шуток, — длинное и легкое и канат там был.

— А-а-а! — Витя встрепенулся, — лук и стрелы это были.

Мне даже показалось, что он не шутил.

— Да нет. Ну, вот эти они были… Когда ближе подошли, ну как же они называются? А! Вспомнила! Ну, удочки у них были.

— Это чё, рыбаки, что ли были? — наконец понял Витя.

Я громко засмеялся. Мне было смешно смотреть на Эльвиру, которая не понимала, чего я смеюсь, и на Витю, который так глубоко проникся мистическим эпилогом рассказа и был недоволен, что на месте мушкетеров с «Летучего голландца» оказались простые рыбаки.