Можно сказать, что религиозный синтез отца Александра — это углубление христоцентричного миросозерцания, развитие христианской метафизики не как абстрактного учения, а как вполне практического инструмента для достижения единства мира.

Нет сомнения, что мы накануне серьезных цивилизационных трансформаций. Они давно назрели и подспудно происходят. Я имею в виду порыв к единству, точнее, императив общечеловеческого единства перед лицом многочисленных угроз человечеству и ожесточенного сопротивления деструктивных архаических, в своей основе языческих, сил. Универсализм отца Александра соответствует универсализму христианства.

Для отца Александра это был не просто теоретический принцип. Он так жил. Он знал, что духовный рост человека возможен лишь во внутренней свободе. Он дал нам урок свободы.

3. В христоцентризме и необычайно динамичной христианской метафизике отца Александра коренится и его общий подход к человеку как образу и подобию Божию. Мир принципиально не завершен, и человеку отведена поистине уникальная роль в его становлении и преображении. Именно человек, в сотворчестве с Богом, призван связать земное и небесное, временное и вечное. Однако это призвание невозможно реализовать без опоры на внутреннюю свободу человека, дарованную ему свыше. И эта свобода неотделима от ответственности человека. Ответственности за всё, что происходит не только с ним, но и с миром, который он призван преобразить.

4. Наследие отца Александра — это углубление понятия духовности, евангельского его понимания. Духовность — это «не бездумная вера в новую теорию, в отвлеченную концепцию; она основана на живом внутреннем опыте, на Достоверности встречи с Запредельным. Она не унижает разум, а лишь показывает, что пределы рационального познания не безграничны. Она допускает осмысление опыта. Именно она и дает нам критерии для различения добра и зла, высшее обоснование этики». Он говорил об осмысленной вере, отнюдь не иррациональной: «Борьба между разумом и интуицией, разумом и верой — явление ненормальное. Это конфликт, разрушающий целостность человека, ибо человек создан двуединым».

Очень важная особенность богословия отца Александра — понимание того, что духовность амбивалентна, потому что сфера духа поляризована. Он писал: «Я не могу разделить взгляда, по которому любая религиозность служит этическому возрождению». Да, дух дышит, где хочет. А если он не хочет дышать там, где ненависть?.. Тогда там дышит другой дух.

Отец Александр развил традицию различения духов, заложенную еще апостолом Иоанном, который призывал «испытывать духов, от Бога ли они», и говорил о «духе истины и духе заблуждения» (1 Ин 4, 1–2). Дух истины — дух Христов. Дух заблуждения — дух злобы, ненависти, разделения. Всё, что соединяет людей, — от Бога, всё, что разделяет, — от дьявола, который отнюдь не является символической фигурой. «Мне неоднократно была явлена реальность светлых и темных сил», — писал отец Александр. Поэтому правильнее говорить не о бездуховности, а об отрицательной духовности (пример — лжехристианство).

5. Отец Александр утверждал, что «служение истине и Богу невозможно без верности нравственным заветам, данным человеку» (выделено мной. — В. И.). Нарушение этих заветов ведет к катастрофе: «Релятивируя нравственность, мы открываем простор для звериной борьбы за существование, для «войны всех против всех», для безграничного властолюбия, которое не остановится перед пирамидами из черепов и превращением целых народов в лагерную пыль».

Он понимал, что разрыв в духовной традиции опасен: «Неудивительно, что вырвались такие темные силы на поверхность. Они могут обуздываться только духовным началом. Если этого начала нет, если человек о нем не имеет представления — в нем вылезает зверь. Хуже зверя — демон».

Я не слишком согласен с тем, что отец Александр был лишь пастырем интеллигенции, тем не менее ее роли, ее духовному состоянию он придавал большое значение. Говоря о нашей стране, он подчеркивал: «В каком-то смысле катастрофа была предопределена нравственным и духовным разбродом в интеллигентской среде начала века». Отсюда призыв к интеллигенции — обрести твердую духовную почву под ногами.

Отец Александр не уставал повторять: «Кризис культуры возникает, когда люди теряют духовные ориентиры, когда нравственная почва уходит у них из-под ног, когда они порывают с вечными ценностями и начинают погоню только за сиюминутным». И еще: «Современная цивилизация может совсем лишиться будущего, если она не взглянет правде в глаза, если не найдет твердого обоснования нравственным принципам».

6. Отец Александр показал, что религия и культура совместимы, культура и вера совместимы. Более того, путь святости и путь культуры — это не обязательно разные пути. Они могут сближаться и даже совмещаться, потому что культура нерасторжимо связана с духовным измерением человека. В самом отце Александре глубокая, непоколебимая, живая вера сочеталась с высочайшей культурой. Он говорил о Владимире Соловьеве и Павле Флоренском, что они сами были культурой, они олицетворяли культуру, «и она-то свидетельствует о Церкви, о Христе, о христианстве».

7. Любовь ко Христу и любовь к человеку — это для отца Александра две стороны неразрывного единства, потому что любовь, по его определению, — величайшая динамическая сила на пути конечного преображения человечества и мироздания. Христос — центр истории, Божественная рука, протянутая человеку, путь спасения. Человек — высшая ценность, и его высокое достоинство не только в том, что он образ и подобие Божие, но и в том, что Бог явлен людям в лице Богочеловека Христа. Отсюда у отца Александра очень личное отношение к Евангелию, понимание жизни как мистерии и благоговение перед жизнью как перед даром Создателя, сотворившего и природу и нас — Его образ и подобие. Отсюда его взгляд на историю как на историю спасения. Отсюда и его уважение к демократии как условию реализации свободы человека.