– Я все еще некрасивая, да? В синяках и ссадинах?

Против этого смущения и самоотдачи было трудно устоять, и священник поднялся с кресла, расстегивая крючки колета, а потом обнял сказочную певунью и опустил ее на густую медвежью шкуру.

Она оказалась так счастлива его вниманию и близости, что на этот раз он совершенно забыл о своем удовольствии, упиваясь ее эмоциями и ее наслаждением. А когда Инга затихла, снова вспомнил о том, что эта женщина на свете не одна такая, что должны быть еще чистые и красивые существа. Интересно, насколько они отличаются от певицы?

Он осторожно вытянул руку у девушки из-под головы, поднялся, оделся, спустился в подвал и остановился перед пленницей, привязанной к широко расставленным перекладинам андреевского креста. Взял с полки над очагом запасной факел, зажег его в жаровне, осветил несчастную получше. Разумеется, никому и в голову не пришло ни помыть ее, ни переодеть. За прошедшую неделю часть кровяных потеков на ее теле отсохла и теперь свисала лохмотьями, разодранная едва ли не на ленты и лоскутки одежда также частью свисала, частью настолько пропиталась кровью и прикипела к телу, что казалась с ним единым целым. Картина получалась столь ужасающая, что придумать и нарисовать подобное оказался не способен ни один художник и ни один проповедник – хотя святые книги всех веков горазды описывать самые непереносимые ужасы. Волосы тоже слиплись и теперь напоминали застывших от холода змеи, разлегшихся у нее на плечах и груди.

Хозяин замка занес было руку, чтобы коснуться соска – и тут же опустил. Никакого чувства, кроме отвращения пленница у него не вызывала. Даже замковые прачки или лоснящиеся дерптские горожанки не порождали в душе такого чувства отторжения.

– Ты знаешь, что с тобой станет? – поинтересовался он. – Я расскажу. Твое гнездо похоти мы выжжем пламенем, а потом поместим туда серебряного ежа. Он будет сидеть внутри, раздирая все вокруг себя, но не даст там ничему загноиться. Потом станем вырезать из твоего тела тонкие кожаные ленточки, а раны посыпать солью, и скоро ты станешь похожа на распустившейся бутон лилии. Потом раздробим пальцы. Каждую косточку, каждый сустав, и станем так подниматься выше и выше, пока руки не станут...

Но во взгляде девушки не читалось никакого страха или волнения, и господину епископу внезапно стало скучно. Он прекратил пересказ подслушанной в этой самой камере речи, отошел к верстаку, поднял нож. Может, просто заколоть ее и выбросить, чтобы перед глазами не маячила? Нельзя, он обещал певунье, что не станет трогать ее друзей.

– Ладно, – хозяин замка разжал руку и выронил нож на темные доски. – Пусть этим через полтора месяца занимается сам...

– Господин епископ! – прозвучал со стороны лестницы запыхавшийся голос. – Там у ворот стоит дама. Она утверждает, что приехала к вашему гостю, барону Анри дю Тозону.

– Вот как! – круто развернулся священник. – Так это же прекрасно! Сбегай на кухню, и пусть они принесут сюда горячее жаркое, пару разных салатов и вина трех... Нет, четырех сортов. Даму я провожу сюда сам.

Грубый привратник, еще неделю назад вместе с отцом пахавший землю, не упустил возможности показать знатной даме свою власть, и не пустил ее даже во двор. Она так и стояла на улице, рядом с небольшой усталой лошадкой, больше смахивающей на пони.

Дерптский епископ, погрозив грубияну кулаком, вышел на улицу и почтительно приложил правую руку к груди, оглядывая гостью с головы до ног.

Голову дамы украшали ее собственные волосы, перевитые голубой лентой и уложенные поверх темного платка с золотым шитьем по самому краю. Платок, в свою очередь лежал на золотой диадеме. Румяные щеки, чуть вздернутый носик. Над правым ухом сверкает жемчужный, сделанный в виде лилии аграф, который дополняют жемчужные же серьги. От вечерней прохлады ее оберегало синее атласное платье, поверх которого было одето парчовое сюрко без боков с длинным шлейфом, причем юбка имела спереди высокий разрез – видимо, специально для удобства верховой езды. Рукава тоже имели разрезы, показывающие светлый шелк подкладки. Правая рука ее лежала на поясе, и на ней соблазнительно поблескивали алым и зеленым светом камни нескольких перстней.

– Господин епископ, если не ошибаюсь? – мило улыбнулась дама.

Хозяин замка протянул руку, и гостья, полуприсев, почтительно прикоснулась к ней губами.

– Проходите, госпожа...

– Регина Болева, – дама сделала книксен, склонив перед правителем голову. – Я ищу барона Анри дю Тозона. Он сообщил мне, что имеет честь гостить в вашем замке.

– О, не то слово, – дружелюбно рассмеялся хозяин. – Он просто не может собраться с силами, что бы его покинуть. Ну, да вы сами в этом вскоре убедитесь. Я прикажу слугам перенести ваши вещи.

– Я без вещей, господин епископ, – виновато развела руками гостья. – Как-то вдруг возжелалось отправиться в путь... Не захотелось тратить время на сборы. Купила лошадку на рынке, и сразу отправилась.

– Привратник примет коня, – кивнул господин епископ, подавая ей руку, – не беспокойтесь. Идемте, я отведу вас к барону. Наверное, вы голодны? Я прикажу накрыть вам обед на двоих.

Молодая женщина с интересом покосилась на кавалера, и доброжелательно улыбнулась, понимая, что хозяин замка посвящен в их с французским дворянином маленькую тайну.