— Отнюдь! — ответил князь, отодвинул в сторону бокал, после чего оба быстро удалились в другую комнату.

А в это время на дворе кузнец Иван ковал болванку…

— Не желаете ли выпить со мною чашечку кофэ? — спустя час спросила графиня пожилого барона, сидевшего на террасе и вдыхавшего свежий воздух.

— Отнюдь! — ответил барон, после чего оба быстро удалились в другую комнату.

На дворе кузнец Иван продолжал ковать болванку.

На террасе сидел герцог и курил сигару. К нему приблизилась графиня и прошептала:

— Герцог, не хотите ли чашечку кофэ?

— Отнюдь! — ответил герцог, поднялся, бросил с террасы недокуренную сигару, после чего оба быстро удалились в другую комнату.

Сигара, подхваченная порывом ветра, попала кузнецу прямо в лицо и больно обожгла его. Он выпустил болванку и уронил кувалду себе на руку. Болванка упала с наковальни и угодила кузнецу по пальцу босой ноги. Он ухватился другой рукой за больную ногу, начал прыгать на одной ноге и кричать:

— Ах! Мать твою на-Десять! Перемать тебя в корыто и надвое-раз-два! И туда вас всех в душу нать-пинать!! Ах ты-растать! Туды вас, гать-и-мать, растуды и всех туда белева-голова-ан-да-и-мунда!

Сашка выдал скороговоркой набор нецензурной брани и только когда задохнулся ругаться, остановился, что означало неожиданный конец анекдота. Володя не удержался и от души рассмеялся. Смеялся долго, до слёз.

— Ну, старик, молодец! — похвалил он своего приятеля, — Где же ты раскопал такой анекдот?

— Да сам придумал, — скромно ответил Сашка. — Я какой-то фильм смотрел про господ, помещиков и крепостных. А потом у меня в голове созрел этот анекдот… Сам собой как-то созрел… Ты первый его понял. Другие не находили в нём ничего смешного. Так что: как же — без мата? Никакой соли не будет!

— Анекдоты — это особая вещь! — Володя двинулся дальше по тротуару, где друзья, прогуливались, встретившись после работы. — Но жизнь — это не анекдот… Ведь, к примеру, почему ты не ругаешься при женщинах? — Потому что ругаться — неприлично, — сам себе ответил Володя. — Так почему ж это неприлично при женщинах, и прилично при мужчинах? Нет! Это всегда неприлично! Впрочем, ты можешь ругаться при мне. Я тебя за это не осуждаю. Это твоё право. Но и моё право — не ругаться, хотя бы из моего уважения к тебе.

Володя закончил своё нравоучение. Сашка задумался. В словах дворника была доля истины.

— Пойдём в кафе! — предложил Саша.

Чтобы не тратить лишних денег, друзья купили бутылку портвейна и отправились в "стекляшку" — кафе, светившее издали большими окнами, завлекавшими проходивших мимо мужиков. Днём оно служило обыкновенной столовой, куда приходили рабочие и служащие, школьники, женщины, дети и красивые девушки. А вечером в кафе открывался буфет, и к нему стекались мужики, по шесть — по восемь человек занимали небольшие столы, передвигали стулья, вытесняя ещё не успевших доесть свой поздний обед или ужин трезвых людей. Входил в полупустое кафе какой-нибудь трезвенник, становился в очередь за едой, и когда отходил от прилавка с нагруженным подносом, то был немало удивлён произошедшей перемене, долго искал место, где бы съесть свой остывающий ужин.

После некоторых поисков и ожиданий молодым людям удалось занять угол стола и найти два стула. Для видимости пришлось взять в буфете по 150 грамм портвейна и по тарелке закуски: холодца с хреном.

— Ты в армии служил? — спросил Саша, когда друзья выпили по пол стакана.

— Нет. Я всегда ненавидел военных, — ответил дворник. — Хотя мой отец и был военным.

— А как тебе удалось избежать службы?

— Это — целая история! Чего я только ни перепробовал!

— Расскажи мне, пожалуйста, — попросил Сашка, — Ведь меня должны скоро забрать, ты понимаешь…

— Что тут рассказывать! Сначала я пробовал поступить в ВУЗ. Поступил на вечернее отделение. Тогда с вечернего не брали, хотя и могли всё же взять после окончания: но это было лучше, чем ничего. Тогда я стал "тянуть резину". С одним приятелем мы нарочно "завалили" экзамены и остались на второй год. Но это не помогло. Вышло постановление, что с вечернего можно брать в армию. И тогда я начал "косить". Попробовал со зрением — не вышло. Кто-то посоветовал — и я начал пить эфедрин — он повышает давление — и жаловаться на сердце. Положили в больницу. Мой товарищ продолжал мне передавать в больницу эфедрин. Конечно, я здорово себе навредил со здоровьем. Но всё равно… Оказалось, что и сердечников у нас забирают в армию. Так что никак мне не удавалось отвертеться!

— Что же ты сделал? — не выдержал Сашка, пока Володя молчал, чтобы промочить горло.

— А ничего! Всё оказалось очень просто… для меня… Надо было просто знать законы! Ведь они рассчитывают, что ты — лопух, и ничего не знаешь. И сами никогда тебе не сообщат о твоих законных правах… У нас по соседству один военный в отставке жил, приятель моего покойного отца. Он мне и подсказал… Прихожу я однажды по повестке в военкомат. Мне говорят: так-мол-и-так, завтра — с вещами. А я им на стол справку — бац! А там сказано, что я — единственный кормилец престарелой матери. У них так и отвисла челюсть! Не ждали! Недобор! Надо срочно кого-то другого искать, чтобы норму выполнить… Что поделаешь, тут — как на войне: каждый за себя: хочешь жить — умей вертеться! Знать бы мне сразу — не губил бы здоровья!