Уборщица вдавилась в дверь и как бы перетекла за нее.

Девочка Хынь испугалась и потянулась, как кошка, сумрачно и расслабленно. Она-то точно знала, что к Анастасии не могут ходить молодые люди. Но она вам не скажет почему. Хынь вообще редко говорила, потому что считала себя мудрой и оправданно боялась растерять свою мудрость через пользование природными отверстиями.

Анастасия подошла к зеркалу и открыла глаза.

Анастасия подошла к зеркалу и открыла глаза.

Анастасия подошла к зеркалу и открыла глаза.

Анастасия могла бы прожить всю жизнь в этой секунде, но что-то подсказало ей, что именно эта жизнь была бы неимоверно мучительной.

Вся ее жизнь будто бы врезалась в стену и начала вяло по ней сползать. Куда, Анастасия не заметила, поспешила отклеиться от зеркала и от блеклого призрака собственного тщеславия.

Резюме:

• мускулистые ноги;

• бледная кожа;

• отстающие от волос плечи, похожие на покосившиеся фасады;

• гнилые фасолины внимательных и безучастных глаз;

• пробитая навылет улыбка;

• родинка на виске, как выстрел, маячит и сводит с ума (кого?).

Анастасия смущенно посмотрела на Хынь.

Хынь кивнула гордо, но обиженно, распахнула халат и повернулась к окну, чтобы искупаться в лучах лунного восхода. Отец говорил ей, что девушка, успевшая впитать первый луч луны, станет прекрасной, как душа Мао. Хынь не особенно верила в то, что у этого подлеца Мао есть душа, но она точно знала, что все, чего нет, – прекрасно, так как только небытие вмещает в себя все возможное, а красота и есть квинтэссенция всего возможного.

Анастасия улыбнулась целым арсеналом боеприпасов – улыбнулась и какой-то угрожающей базукой, и многозначительным, на треть заряженным револьвером, и самолетом-истребителем, и миниатюрной водородной бомбой, кипящим лезвием улыбнулась и взвинченным шилом, тяжелой монтировкой и пронзительными скользкими иглами, которые впились в студенистую безбрежность мозга Хынь.

Хынь кивает еще раз.

Хынь кивает.

Анастасия уходит за дверь.

Походка ее скользит и волочится, ей даже приходится держаться за стену.

Анастасия нарисовала на этой стене кузнечика и дерево с алычой.

Анастасия умеет рисовать сытых уток и лепить из глины маленькие румяные кувшинчики.

Анастасия написала три стихотворения со странными рифмами в тетрадке по социологии.

И не ее это вина, что ее поселили в одной комнате с Хынь, хотя можно предположить, что однокурсницы-землячки отчего-то не принимали ее в свою эклектичную компанию.

Они не писали ей веселых записок.

Они вечно забывали, как ее зовут.

Они засовывали в ее сумку бумажки и прочий канцелярский вздор.

И они постоянно воровали ее дотошные, подробные и художественно безупречные конспекты и переписывали их, ксерокопировали, перепродавали и не возвращали.

Дуры.

Анастасия спускалась по лестнице, но задержалась на пятом этаже из-за того, что наткнулась на рыжего котенка, похожего на тоненькую и юную девушку-подростка.

– Возьми меня на руки, – сказал котенок, – и оберегай от этих огромных собак, которые тут так и вьются, сволочи.

Анастасия взяла котенка на руки и посмотрела ему в лицо. Котенок смотрел на нее осмысленно, поэтому она не испугалась и вышла вниз уже с котенком.

Анастасию ждал молодой человек. Тут уж ничего не поделаешь – действительно ждал.

Причем именно Анастасию. Его руки ухватились за гигантскую розу и переплелись от волнения с шипами. Было понятно, что розу он несет не Анастасии, но еще более было понятно, что если он не подарит ее Анастасии, он попросту выкинет ее с моста в реку. Его глаза почти плакали, но его ноги постукивали о паркет чем-то безвозвратно злым и испорченным. Он него пахло сушеной рыбой.

Анастасия подумала только две фразы:

• «Кто это такой?»

• «Кто я такая?»

И подумала их одновременно, даже не успев расчленить на две. В итоге получилось что-то вроде «Кто я-то такой я?», отчего ее ноги завязались чуть ли не узлом и Анастасия рухнула на руки проходившему мимо Мамулу Джейрани, который жил этажом выше.

Котенок выкатился из ее рук и камнем бросился под диван, на котором сидел молодой человек.

Анастасия тоже села на диван и сглотнула слюну.

Они разговаривали сорок минут. За это время в мире родились пятьдесят младенцев и умерли тридцать два человека, причем шестнадцатой была Хынь, которая приняла цианистый калий, завещанный ей покойным дедушкой Эянем.