Что мы имеем? Четырнадцатилетнюю девицу, которая всю жизнь жила на всем готовом по расписанию и ничего, кроме тренировок и соревнований, не видела – всякие там кино поздним вечером по видео или поездка с предками по загранпутевке не в счет. Редкие свободные минуты тратила на посещение родного дома. Правильно? Не совсем: во-первых, зачем девице, живущей на всем готовом и не имеющей права никуда отлучаться, восемьсот рублей? Впрочем, любой дурак придумает, зачем молодой девушке может понадобиться немножко денег. Белье красивое купить, как в видике. Командное белье в клубах, кажется, еще не выдают?

Тогда остается одно – Андалузия. Помнится, выбирать путевку на Желябова Юля ездила одна.

Я спрятал блокнот, завел машину, развернулся и двинул к Невскому проспекту.

Ничего особенного в Бюро путешествий и экскурсий увидеть не удалось. Точнее, и самого Бюро уже давно не осталось – в его обширных помещениях разместилось огромное множество мелких туристических фирм. Реклама, объявления, стенды. Ничего интересного. Я немного побродил, глядя по сторонам, но конторы, предлагающей прогулки в Андалузию, не нашел. То есть, предлагали все, и найти ту самую не представлялось возможным.

Куда еще могла сунуться девчонка? Помнится, на самом верху туристский клуб обитал.

Я поднялся по лестнице еще на пролет, уткнулся в закрытую дверь, вздохнул и пошел обратно. Здесь, между этажами, приютился еще один стенд, для которого не хватило места в общих помещениях. Правда, объявления на нем были большей частью написаны от руки и лишь изредка – отпечатаны на принтере:

« Продам надувную лодку, б.у»; «Хибины, тройка, водный, июль»; «Продам палатку, каркасный рюкзак, спальник (пух)»; «Зимний, по Архангельской области, нужен напарник»; «Пешая двойка, с пятнадцатого апреля по первое мая, Крым. Ищем желающих поучаствовать. Не чайников»; «Лыжный, третьей категории, четверо мужчин и одна девушка ищут участницу. Все есть»; «Продам охотничьи лыжи и спальник (синтетический пух)»; «Зимний, на байдарках по морю. Восторг! Звоните!».

«Если зимний, то нужно предлагать не байдарки, а каяки», – подумал я и пошел вниз к машине. Только на первом этаже в мозгах произошел щелчок, заставивший развернуться, помчаться назад и замереть перед доской объявлений.

«Лыжный, третьей категории, четверо мужчин и одна девушка ищут участницу. Все есть» — и два телефона, у одного стоит имя Андрей, у другого – Миша.

Интересно, если «все есть», то зачем нужна еще участница? Подружка для девушки? Или вещи для похода так точно рассчитаны на шестерых, что пятеро уже нуждаются в дополнительной тягловой силе? Или нужны дополнительные финансы на билеты и паек? Думаю, восьмисот рублей в качестве взноса должно хватить за глаза и за уши. Спортивный костюм биатлониста вкупе с пуховкой для лыжной прогулки в самый раз. Что еще? Да ничего! Юля, конечно, несовершеннолетняя, но если она выглядит, как подружки по команде, то паспорта спрашивать у нее никто не станет. Да и вообще, среди нормальных людей документы смотреть не принято – я, например, Леночкиных еще ни разу не видел.

Для проверки своих предположений оставался сущий пустяк.

У неизвестного Миши никто на звонок не отвечал, а вот по второму номеру трубку сняла какая-то женщина.

– Здравствуйте, – пытаясь подавить нервную дрожь, начал я. – Андрея можно к телефону?

– Вы знаете, он ушел в поход. Вернется только десятого апреля.

– Он двадцать пятого марта отправился, да? – как бы уточняя, спросил я.

– Да.

– А вы не подскажете, по какому маршруту?

– Сейчас, посмотрю… Они ушли от какой-то Вали и до Янеги.

– Спасибо вам большое, – я осторожно повесил трубку и радостно, во всю глотку заорал.

Через минуту дверь скрипнула, и в образовавшуюся щель просунулась голова соседки:

– Что-нибудь случилось, Сережа?

– Спасибо, тетя Оля, все просто великолепно!

Я кинулся к секретеру и быстро разыскал старый, еще мамин, справочник железных дорог. Станция Валя значилась в нем неподалеку от Тихвина, а Янега рядом с Подпорожьем. Значит, уехали они просто на электричке, а вернутся Мурманским поездом. Вот и все, что требовалось узнать.

Мурманский поезд, как ни странно, приходит не на Финляндский, а на Московский вокзал. Приходит всего раз в день, поэтому я не поленился встречать его начиная с восьмого апреля – а вдруг туристы раньше графика обернутся. Но они приехали вовремя.

С серого неба вяло падали мелкие колючие снежинки и, едва коснувшись асфальта, превращались в бурую слизкую грязь, остро пахло дымом – то ли от ближней шашлычницы, то ли от обширного привокзального хозяйства, в лицо дул ленивый зябкий ветерок.

Встречающих на платформе почти не было. Слишком уж местным по российским масштабам считается этот маршрут. Медленно и тягуче тепловоз подкрался к информационному табло, шумно и тяжело пшикнул, и встал – словно издох от усталости. Из вагонов стали выбираться люди с мешками и пухлыми баулами, потянулись мимо меня к зданию вокзала и в сторону метро. На некоторое время воцарилось непроглядное столпотворение, потом схлынуло, разбившись на компактные группки. И вот тут я увидел их – шестерку усталых, но веселых ребят с большими рюкзаками за спиной и лыжами в руках. В первый момент мне даже не удалось отличить среди них женщин, но тут чуть в сторону отступил парень в расстегнутом на груди зеленом пуховике, повернул голову, и я увидел длинный «конский хвост», перехваченный у затылка красной резинкой.

– Юля?

Девушка вздрогнула и испуганно шарахнулась вбок.

– Здравствуй, Юленька! – улыбнулся я. – Давай, отойдем в сторонку, поговорим?

– Дядя, а в чем, собственно, дело?

Ребята угрожающе взяли нас в кольцо.

– Ну, давайте тут еще разборки устроим, – кивнул я Юле, – пошумим, попадем в отделение, начнем устанавливать личности? А?

– Не нужно, – девочка быстро поняла, на что я намекаю, и повернулась к своим: – Вы идите, мне тут кое-что еще сделать нужно.

Она сняла рюкзак и передала его одному из парней. Лыжи вручила светловолосой девушке. Кстати, Черняковой на вид я бы тоже меньше двадцати не дал.

– Ладно, – похлопал я ее по плечу, – попрощайся и пойдем.

Машину я поставил, естественно, не на платную стоянку у парадного входа, а перед грузовым отделением Октябрьской Железной Дороги, тем более, что проход с платформы туда свободный и удобный. Девушка пошла со мной без сопротивления, только за локоток ее взять пришлось – дорогу показывать. Туристы, надо сказать, поперлись следом. Увидев, как их спутницу незнакомый мужчина сажает в черный «Мерседес», они заметно смутились и стали оживленно что-то обсуждать, встав метрах в трех позади. Теперь, собственно, оставалось только завести машину да и отвезти беглянку к Валерию Алексеевичу, но у меня возникло странное ощущение, что выехать со стоянки я смогу, только раздавив сложивших рюкзаки на землю туристов. Или, по крайней мере, внятно объяснив им, что происходит. А вот как раз последнего я и сам не понимал.

Я включил дворник, мгновенно очистивший лобовое стекло от налетевшей дряни, еще раз взглянул в зеркало на серые силуэты позади и повернулся к девушке:

– А скажи-ка мне, Юля, каким это образом занесло тебя из «Спортивной» гостиницы в Мурманский поезд?

– А как вы меня нашли? – наконец-то удивилась она.

– Догадался, – самодовольно усмехнулся я. – Куда ты сбежала, я догадался сразу, но вот хоть убей, не могу понять, почему?

– Что «почему»?

– Через десять дней у тебя соревнования в Норвегии, призовое место пророчат. Будущей олимпийской чемпионкой называют. И вдруг – бац! Наша медалистка подалась в дремучие леса. Почему? Ты ведь все графики подготовки сорвала, милицию на уши поставила, родителей. Тренер вот не знает, чего думать.

– Да что вы все – тренировки, подготовки! – внезапно сорвалась она на истерический крик. – Что я вам, машина, что ли?! Гоночный агрегат?!

– Тише ты, не кричи, – силуэты в зеркале в ответ на шум дрогнули и придвинулись ближе.

– А если я не хочу? – неожиданно хлюпнула носом девушка. – А если я не хочу аборты после каждых гонок делать? Если я ребенка нормального хочу, здоровенького? Если я не хочу витамины есть, от которых грудь расти перестает, а усы начинают? Если я любить хочу, просто любить, а не результаты спортивные увеличивать? Кому они вообще нужны, эти рекорды чертовы?!

– Подожди, – отступил я под ее напором. – А как же слава, золотые медали, кубки?

– Хороша слава, – саркастически хмыкнула она и быстро смахнула слезинку. – Вы хоть одного чемпиона по биатлону назвать можете? Нет? А жена после десяти абортов вам нужна?

– А при чем тут аборты?

– А вы что, не знаете, что в период беременности женский организм все свои ресурсы мобилизует? – неожиданно научно заговорила она. – Что большинство побед и рекордов установлено девушками в первые месяц-два беременности? Что секс перед стартом улучшает результаты выступления? Вы что, не знаете, зачем за нашими командами такие бригады «массажистов» ездят? Нет? Для улучшения спортивных достижений!

– Ты хочешь сказать, что тебе приходилось?..

– Пока нет, – выкричавшись, она немного успокоилась и заговорила почти спокойно. – Это мои первые… Крупные первые соревнования. Только-только готовить начали. Приставили троих… Ласковых таких… Противные – видеть не могу!

– А отец знает?

– Может, и знает, – пожала она плечами. – Он ведь наполовину команду держит. Или, думаете, я сама на эти чертовы лыжи встала? Да я с самых пеленок только одно и слышу: «Какая умница, какая сильная. Ты всех обыграешь, ты у всех выиграешь. А ходи побольше, тебе сильные ноги нужны. А покушай мяса, оно калорийное, а покушай орешков, они полезные, а хочешь новый спортивный костюм, а новые лыжи, а новую винтовку, а наручные часы с секундомером, а вот тебе за победу золотые серьги, вот на следующий выигрыш мы тебе кольцо с бриллиантиком купим. Не отвлекайся ни на что, а после гонок ты себе любую турпутевку выберешь». Да мне эта лыжня даже по ночам снится, я за всю жизнь кроме лыж и мишеней ничего не видела. А если я не хочу? Если я, как все, хочу? Чтобы мальчишки за мной бегали и записки подбрасывали? Чтобы целоваться не по приказу, а тайком, на улице? Чтобы ребенка моего после каждых соревнований не убивали? Почему мне этого нельзя? Только не надо про «критический возраст» на мозги капать, мне наша психологиня уже поперек горла стоит.

– Это не про то, – согнал я с губ улыбку. – Просто возраст у тебя… Про детей мечтать… Уж очень ты все это взросло говоришь.

– Вас бы в мою шкуру, – она с силой обтерла лицо ладонями. – Я себя не взрослой, а старухой давно чувствую. – И тут Юля с надеждой повернулась ко мне: – А может, вы не будете говорить, что я вернулась? Только до пятнадцатого, пять дней? Потом они все равно уже уедут…

– Кто же тебя теперь отправит? Ты же все тренировки, все графики переломала.

– Папа. Он пробьет, он сможет.

– Пять дней? – хмыкнул я. – А прятаться где будешь?

– У Андрея, – встрепенулась она. – Я сказала, что меня дома раньше шестнадцатого не ждут, что ошиблась с датами, когда уходили. Ну, и… В общем, мы…

– Он знает, что ты несовершеннолетняя?

– Не знает. Я говорила, что мне восемнадцать. А вы скажете?

– Я – нет. А ты скажи. Ведь посадить парня могут, и ты тут ничего не поделаешь.

– Вот как, – опять повысила она голос. – Значит, ради лишней секунды можно, а ради чувства…

– Я не разбираюсь в спорте, – перебил я. – Но вот с уголовным кодексом знаком. Расскажи.

– Хорошо, – с внезапной послушностью кивнула она и замолчала.

Я тоже молчал, переваривая услышанное. Потом в голову забрела одна смешная мысль:

– Слушай, у вас там Алла такая есть. Ей еще золото в Алте пророчат. Так она что, тоже должна быть беременна?

– Алка-то? Да наверняка. Она на этом спорте совсем свихнувшаяся.

Юля опять замолчала, глядя на проходную грузовой станции. Я вздохнул, извернулся на кресле и откинул подлокотник на заднем сиденье [36] . Потом вышел из машины.

– Ребята, кто из вас Андрей?

– Ну, я, – откликнулся парень в клетчатом свитере. Куртка его, свернутая в скатку, лежала поверх рюкзака.

– Кидай свои вещи в багажник. Я отвезу вас домой.

– А…

– Только без глупых вопросов, – вскинул я руки. – Пусть она вам сама все объясняет.

Валерий Алексеевич дослушал пленку, задумчиво подпер рукой подбородок.

– Слушай, Сергей, а ты что, все свои разговоры на диктофон записываешь?

– Все, – пожал я плечами. – Никогда не знаешь, в какой момент услышишь что-нибудь интересное.

– И меня пишешь?

– Пока нет. Я этот магнитофончик смог себе позволить только после нашей последней встречи.

– Понятно. – Он вынул из аппарата кассету, опустил к себе в карман. – И где она прячется?

– У меня есть телефон.

– А адрес?

– А куда она денется? Других тайников у нее нет.

– Диктуй, – хозяин кабинета достал из кармана свой «Паркер».

– Валерий Алексеевич, – осторожно спросил я. – После нашего разговора у меня возникло ощущение, что Юля для вас как дочь.

– Ну и что?

– Вы уверены, что относитесь к ней, как к родной дочери?

Валерий Алексеевич воззрился на меня с немым изумлением. Потом с раздражением. Потом встал и отошел к окну. Размышлял он почти с четверть часа, и когда я уже начал тайком зевать, резко развернулся и швырнул кассету на стол:

– Забери. Привезешь сюда пятнадцатого числа. И эту, беглую, прихвати. Черт бы вас всех побрал с вашими тайнами!

Раз уж меня занесло на Васильевский остров, я сделал небольшой крюк и заскочил к Кировскому стадиону. На кольцевой дорожке сугробы лежали в человеческий рост высотой, но асфальт между ними оставался сухим и чистым. Я загнал машину на боковой съезд, вышел и присел на теплый капот. Вскоре показалась Алла. Она бежала, прикусив губу и заметно морщась при каждом шаге. Опять, наверное, ступня болит. На меня девчонка внимания не обратила. Может, не заметила, слишком сконцентрировавшись на своей боли, а может, обиделась после нашего последнего разговора.

Через четыре дня она улетит в Норвегию, где получит золотую медаль. А потом всю оставшуюся жизнь будет хромать. И завидовать другим спортсменкам, отличающимся только тем, что у них в крови чуть меньше неких сложно-цикличных молекул. А еще – мучиться с натруженными мышцами, изношенными суставами, с рождением ребенка, а если все-таки родит – с нехваткой молока. Стоит ли одно другого? Не знаю. Потому, что я никогда не поднимался на пьедестал почета под звуки гимна, никогда мне на шею не вешали золотой медали, никогда я не жертвовал собой, защищая честь Родины на спортивной арене. Может быть, и стоит.

У входа в ЦПКиО какая-то бабка, несмотря на будний день, пыталась торговать красными и желтыми тюльпанами. Я остановился, дал ей десять долларов и забрал все. Проехал до «Спортивной», поднялся на второй этаж, нашел горничную и попросил:

– Вы не откроете двести двадцатый номер? Я вот цветы хотел девушкам поставить.

– Нет, – отрезала она, сунув руки в карманы передника. – Это категорически запрещено.

– Мы вместе зайдем. Только цветы поставим и назад. На минуточку… – Я протянул заранее приготовленный червонец. Мелочь, конечно, но ведь я ничего криминального и не просил.

– А ваза у тебя есть? – неожиданно спросила она.

– Нет, – виновато улыбнулся я. – Как-то не подумал.

– Вечно вы, мужики, не тем местом думаете, – фыркнула она и выдернула у меня из пальцев десятку. – Здесь подожди.

Она ушла по коридору и через несколько минут вернулась с пластмассовым ведерком, уже полным воды.

– Вот, ставь. Ох, подведете вы меня под монастырь. Пойдем… – Она быстро побежала вперед, остановилась у одного из номеров и открыла: – Давай, только быстро.

Я поставил охапку тюльпанов на стол, вырвал листок из блокнота, написал:

«Извини, что не застал.

Трахаль»,

и подсунул под банку.

– Ну, ты скоро?!

– Иду!

Я вышел в коридор, и горничная тут же захлопнула за мною дверь.

Вот, пожалуй, и все.