Семья Бакарди не понимала, насколько она беззащитна перед властью, пока не получила страшный урок в феврале 1954 года. Шофер Даниэля Бакарди Гульермо Родригес утром забрал восьмилетнего сына Даниэля Факундито, чтобы отвезти его в школу. Однако час спустя Родригес вернулся и рассказал жене Даниэля Грасиэле, что неизвестные преступники остановили его машину, под угрозой ножа заставили поехать куда-то за город и похитили Факундито. На самом деле Родригес сам отвез Факундито в условленное место на шоссе неподалеку от Сантьяго и оставил его там с сообщником по имени Мануэль Эчеваррия. Выслушав страшный рассказ шофера, Грасиэла отправила его в винокурню Бакарди искать Даниэля, который велел Родригесу вместе с ним ехать в казармы Монкада, чтобы доложить военному командованию о похищении. Когда Родригес стал горячо протестовать, уверяя, будто этот шаг поставит под удар безопасность Факундито, Даниэль заподозрил неладное и потребовал, чтобы полиция допросила Родригеса.

Новость о преступлении мгновенно разнеслась по городу. У дома Бакарди в престижном пригороде Виста-Алегре собралась огромная толпа сочувствующих, а сотни добровольцев, некоторые при оружии, отправились за город, твердо намереваясь выследить похитителей. Еще больше народу собралось вокруг казарм Монкада. Пепин Бош вызвался заплатить выкуп, а кроме того, позвонил консулу США в Сантьяго; тот связался с командующим военно-морской базой США в бухте Гуантанамо и потребовал вертолет, который немедленно прислали. Семья Бакарди определенно обладала влиянием в обществе. В кубинской глубинке в те годы редко видели вертолеты, так что гул приближающегося воздушного судна испугал Эчеваррию — сообщника Родригеса.

Эчеваррия схватил Факундито за руку, выскочил из-под моста, где они прятались, и торопливо зашагал по шоссе. Их быстро заметил кубинский военный патруль.

Факундито вернули родителям целым и невредимым, однако история на этом не кончилась. Когда солдаты привели в казармы Монкада арестованного Эчеваррию, на него напала толпа разъяренных горожан. Его бы линчевали на месте, если бы солдаты не вмешались. Шоферу Бакарди, которого к тому времени уже арестовали, повезло меньше.

Полковник дель Рио Чавиано, командующий, виновный в казни пленников-moncadistas, с которой прошло всего несколько месяцев, вскоре доложил, что Родригес был застрелен «при попытке к бегству». Впоследствии семья Бакарди узнала, что в полицейском участке Родригеса пытали и убили. Радость от возвращения Факундито и благодарность друзьям-santiagueros омрачили стыд за действия полицейского командования и возмущение тем, что обществу в очередной раз напомнили: Куба — опасная и жестокая страна.

Фидель Кастро воспользовался заключением на острове Пинос для чтения трудов по истории, переписки с друзьями и соратниками и планирования общенационального восстания, о котором он так долго мечтал. Среди его главных проектов была реконструкция речи на суде в Сантьяго, ее отшлифованная версия, которую он изложил в виде эссе под названием «История меня оправдает». Хотя поначалу это сочинение увидел лишь ограниченный круг читателей, в ближайшие годы оно широко распространилось и стало манифестом политической программы Кастро.

Ни один документ не служит лучшим доказательством того, какой у него был блистательный политический ум. С одной стороны, Кастро проследил за тем, чтобы остаться в идеологических рамках традиционного левого латиноамериканского популизма. Движение, представителем которого считал себя Кастро, приветствовало каждого человека, в жизни которого были какие бы то ни было невзгоды: «Кубинцы, лишенные работы… крестьяне, живущие в жалких хижинах… фабричные рабочие, чьи пенсионные фонды оказались растрачены… мелкие фермеры, которые живут и умирают, обрабатывая землю, которая им не принадлежит… учителя и университетские преподаватели, к которым относятся безо всякого уважения… мелкие предприниматели, обремененные долгами… [и] молодые профессионалы, которые, когда заканчивают школу, мечтают трудиться и полны надежд — но оказываются в тупике». Однако Кастро придерживался скорее реформаторских, нежели революционных воззрений. Он утверждал, что стремится восстановить кубинскую конституцию 1940 года и хочет, чтобы его страна вернулась в те времена, когда на Кубе был президент, конгресс и суды, когда там существовали политические партии, публичные дебаты и свободные выборы.

С другой стороны, ни один кубинец, читавший «La historia me absolvera», не мог усомниться, что Кастро ратует за радикальные социальные и политические перемены. По программе, которую он предлагал, сельскохозяйственные земли должны были отойти к фермерам-арендаторам, которые их возделывали, а рабочие на промышленных предприятиях получали право разделить между собой 30 процентов прибыли своей фирмы. Складывалось впечатление, что Кастро стремится изложить политическую программу, которая была бы предельно радикальной и при этом все же оказалась поддержана обществом. Среди тех, кто в конечном счете разделил взгляды Кастро на будущее Кубы и его прогрессивные предложения, по крайней мере, в принципе, были и Бакарди.

К тому времени, когда Кастро вышел из тюрьмы по всеобщей амнистии в мае 1955 года, он уже стал благородной и харизматической фигурой, а возвращение его на политическую арену было весьма эффектным. Когда в доки прибыло судно с острова Пинос, на котором были Кастро и другие заключенные-moncadistas, встречать его собралась целая толпа, и Фидель, как обычно, не упустил случая показать себя.

— Вы планируете остаться на Кубе? — спросил журналист, когда Кастро сошел на берег в мешковатом двубортном костюме и белой рубашке с расстегнутым воротничком.

— Да, я планирую остаться на Кубе и открыто бороться с правительством, — ответил Кастро, — указывать ему на ошибки, подчеркивать его недостатки, обличать бандитов, стяжателей и воров.

В тюрьме он отпустил усы, однако в остальном почти за два года за решеткой совершенно не изменился. Он отбывал срок в относительно просторной одиночной камере с отдельной ванной и плиткой, на которой можно было готовить.

— По-прежнему ли вы будете членом ортодоксальной партии?

— Мы будем бороться за объединение всей страны под знаменем революционного движения Чибаса.