Папа сказал: «Наталья! Если ты вот прямо сейчас или даже совсем накануне откажешься от этой свадьбы, клянусь: я куплю тебе «шестерку»!»

А сейчас он говорит: «Если бы ты тогда сдуру выбрала «шестерку», у нас бы не было Катьки…»

Нашу невесту зовут Катя.

15 августа, ночь

Уже пять дней я не называю ее по имени. Не обнимаю. Не целую.

Боюсь.

Боюсь, что названная, обцелованная и объятая, она перестанет быть моей. Тут немножко непонятно. Мне и самой непонятно. Это потому что три или даже четыре логических звена пропущены и утеряны навсегда.

…Я не называю, не целую и не обнимаю, потому что тренируюсь. Я ищу дозу, с которой мне придется жить дальше. Доза будет маленькая. Это ясно. Хотя кто мешает мне ходить по квартире и твердить без остановки: «Катя, Катя, Катя»?

Никто не мешает. Просто мне кажется, что это как-то нездорово.

Какая-то война все-таки эта свадьба.

Какая-то прямо война…

16 августа, утро

– Мне кажется, мы им не понравились, – говорит Сережа в четыре часа двадцать две минуты.

– Да. И мне, – радуюсь я.

Радуюсь, потому что все еще можно «отмотать назад», объявить недействительным. Перенести на более поздний срок, наконец. Чтобы как-то привыкнуть.

– Зачем вот тебя, например, зовут Наташа? – спрашивает муж. – Как людям теперь с этим справляться? У них одни Наташи! Они икоту на них набили.

– Оскомину.

– Какая разница? Надо что-то тебе делать с именем. Надо как-то исхитриться. Понимаешь? – Сережа приподнимается на локте и заглядывает мне в ухо. Я лежу к нему спиной и не собираюсь поворачиваться. Потому что обижаюсь.

Он вздыхает.

Мы молчим.

– А может, мы им не подходим по статусу? Может, мы для них неравный брак и все такое? – говорит Сережа в четыре часа пятьдесят девять минут. – Может, мы – бедные люди? Так я сейчас стал неплохо зарабатывать. И в следующем квартале выйду на принципиально новую сумму. Надо им сказать! Я прямо сейчас позвоню Эдику и скажу…

– Пока машины ездят, кризиса нет, – подбрасываю я Сереже начало разговора.

– А они, наверное, спят, – говорит он.

Мы снова молчим.

– Потому что самозванцы, – говорит Сережа в пять часов тридцать три минуты. – Мы.

Полчасика еще полежим и будем вставать. В шесть – можно. Шесть – не четыре.

Самозванцы. Зато мы можем всех удивить.

У нас много престижных и оригинальных родственников. На любой вкус.

*

Страшные проблемы! Страшные!

Надо ли покупать альбом для пожеланий?

Клип из их молодости? Будем? Не будем?

Потом – шар, высыпающий на голову конфетти. Это очень красиво. Лучше, чем голуби…

– Которые срут на гостей? – уточняет Сережа.

– В момент свадьбы они такие перепуганные, не срут вообще, – важно сообщает наша невеста. – Но шар все равно лучше, чем голуби… И чем бабочки и божьи коровки. В строго определенный момент шар взрывается, и…

– И мы все дружно беремся за огнетушители! – радуется Сережа.

– Или лучше фейерверк? Или выездную церемонию?

– А куда едем? – спрашивает Сережа.

– А по прошествии лет выездная церемония смотрится лучше, чем голосящая тетка из загса! Нам видеооператор сказал! – обижается невеста.

Новый видеооператор – кинодокументалист. В последние годы специализируется на спортивных трансляциях. Хорошо снимает футбол, хоккей и водное поло. График расписан по минутам. Двести долларов в час, поэтому надо точно определиться, кто попадает в кадр, а кого потом доснимем сами (что, у нас камеры нет?) и вставим в «перебивки».

Танец. Танец молодых – это очень трудно. Его надо репетировать. У «бальников». А все хорошие бальники сейчас в телевизоре. Достать их оттуда – даже за большие деньги – невозможно. А плохой бальник – это плохой шаг, плохой поворот и полное непопадание в музыку. И в фильме будет некрасиво.

По знакомству одного удалось найти. Он как раз сломал ногу и не может участвовать в телешоу.

– Это большая удача! – говорит наша невеста. – Мы уже и не надеялись, что нам так повезет!

– И сколько он берет в час? – спрашивает Сережа, почесывая подбородок.

– Он – не проститутка! – обижается наша невеста. – Он сказал, что если мы его вдохновим, то вообще бесплатно.

Лицо Сережи становится бурым. Он – фантазер. Иногда – буйный. Он воображает, чем могут вдохновить сломанного бальника наша невеста и почти наш Андрюша. И никто не виноват, что немецкие порнофильмы повлияли на Сережу больше, чем все неореалисты вместе взятые.