У меня повысилась температура, мне стали колоть антибиотики. У моего врача появилось подозрение на остеомиелит. Он говорил, что моя депрессия портит восстановительный период, организм не хочет бороться за жизнь.

– Лариса, вы плачете, принимаете огромное количество снотворных, транквилизаторов и обезболивающих, вы в депрессии, у вас низкое давление, падает иммунитет, так дело не пойдет, – врач сердито смотрел на меня из-под очков.

– Я не знаю, доктор, не вижу в жизни ничего радостного, – обреченно ответила я.

– Знаете, бывает так, вы идете по пустыне и кажется, что воды не осталось на планете, но через километр вас уже ждет цветущий оазис, – доктор внимательно и встревоженно взглянул мне в глаза, словно на самом деле боялся, что я пропущу источник живительной влаги среди песка.

– Возможно, это мираж, фата-моргана. Я умираю здесь от одиночества, от тоски, по телевизору показывают один бред, – я швырнула в угол глянцевый журнал. – Мой организм ужасно ослаб, мозг перестает работать, я не вижу никакого смысла что-то делать и о чем-то думать, мне хочется просто сказать себе: «Хватит жить», и тогда я тихо умру.

– Мадам, это самоубийство. Ваша операция прошла успешно, вы еще сможете встретить тысячи красивых мужчин, вы сможете поехать путешествовать, посмотреть мир. Вы поднимались на сверкающие вершины Гималаев? Вы пили коктейль в бунгало на острове в океане и смотрели, как медленно погружается в волны багровый диск солнца, и забывали обо всем? Вы видели, как горячие латиноамериканцы танцуют танго на знойных улицах Мехико? Неужели вы хотите умереть, не испытав всего этого?

– Не знаю, я подумаю над вашим предложением, – грустно ответила я, – подселите мне кого-нибудь в палату, я умираю здесь от одиночества.

На следующий день ко мне в палату перевели женщину. Она была необыкновенно красива: большие черные глаза, черные как смоль волосы, трогательное, растерянное и беззащитное лицо, полные губы, маленький, аккуратный носик и выразительный изгиб бровей, который мог бы вдохновить поэта на стихи о красоте и любви.

С первого взгляда создавалось впечатление, что она очень суетливая и нервная.

– Тебя как зовут? – спросила я.

– Женевьева. У меня компрессионный перелом нескольких позвонков, буду лежать два месяца, надеюсь, потом мне разрешат ходить.

– Меня зовут Лариса. Как ты получила травму? – спросила я. У меня была кровать с автоматическим управлением, я приподняла головной конец, чтобы лучше ее видеть.

– Это долгая история.

Слезы затуманили ее глаза.

– Мне так плохо, я не хочу жить, расскажи мне, что произошло, надеюсь, мы сможем как-то помочь друг другу, – неуверенно попросила я.

– «Сможем помочь друг другу?» – грустно переспросила она. – Мне уже никто не поможет. Ты знаешь, Лариса, я хочу жить, я всегда хотела жить, даже в самые страшные минуты. Это инстинкт, энергия бытия, может, у меня ее просто больше, чем у других людей. Я родилась в маленьком городке на юге Франции, я была третьим ребенком в семье, в детстве было скучно, хотя мы и не были особенно бедны и мне всего хватало. Я всегда мечтала о какой-то другой жизни, не однообразной, яркой и интересной. И когда мне было восемнадцать лет, мы с подругой уехали в Париж учиться. Там мы встретили мадам Жюстин, которая предложила нам работу жриц любви. Это была необыкновенная женщина, она почти все время улыбалась и говорила, что мы существуем благодаря желанию и наслаждениям. Жюстин рассказала нам обо всех премудростях секса и выделила нам красивые комнаты недалеко от центра Парижа. Я слушала ее наставления, и у меня было чувство, что мы дарим людям радость и занимаемся самым полезным и нужным делом на земле. Она учила нас наслаждаться жизнью, получать удовольствие от каждого момента.

Но постепенно моя эйфория прошла. Сначала мне нравилось узнавать разных мужчин, я действительно не видела в этом ничего плохого. Молодые были более горячими и быстрыми, с ними я чувствовала себя как одно целое, мы находились на одной волне. А с пожилыми людьми я сначала ощущала сильную неловкость, они были из какого-то другого мира, наша любовь казалась мне странной и нелепой. Но потом это чувство прошло. Я старалась проявлять нежность к каждому партнеру, играла в чувства, в покорность, в веселость, бьющую через край, мне нравилось отдаваться страсти снова и снова, секс стал моей жизнью. Некоторые мужчины были грубы и жестоки, за это платили больше, они назывались особыми клиентами. Мне можно было отказаться от таких клиентов, но мне хотелось заработать. Я сказала себе, что это игра, часть моей профессии. Но было ли это на самом деле игрой? Ведь вся наша жизнь – смена масок и ролей, возможно, они действительно считали меня жалким и ничтожным человеком, с которым можно реализовывать свои извращенные потребности. Другие наоборот хотели грубости от меня.

Но всем им, и нормальным, и не очень, мы были нужны, мы были цветущим оазисом, островком яркого света в мире скуки и повседневности. С одной стороны, можно назвать все это похотью и грязью, но все-таки в любой близости есть что-то прекрасное, запретный плод, желание, благодаря которому мы появились на свет, свобода от условностей и предрассудков, слияние мужчины и женщины в едином порыве переполняющей душу и тело энергии жизни.

Так я работала до двадцати пяти лет. И неожиданно я поняла, что слишком много пью и все дни слились в сплошной калейдоскоп улыбок, объятий, обнаженных тел, но радость куда-то исчезла. А что дальше?

Но вскоре произошло чудо. В меня влюбился один мальчик. Я называю его мальчиком, потому что он моложе меня на пять лет, тогда ему было двадцать. Это был необыкновенный парень, красивый, высокий блондин, он мог заниматься любовью ночи напролет и делал все, чтобы я почувствовала себя королевой, настоящей женщиной. Себастьян, так его звали, говорил, что хочет жениться на мне, спасти меня, он видел во мне светлое начало. И я согласилась, потому что не могла больше жить одним днем и стала бояться будущего. Не знаю, любила ли я его, – наверно, нет. Иногда мне казалось, что мне нужен какой-то другой человек, может быть, состоявшийся, взрослый, богатый. Или я просто потеряла способность любить, потому что слишком долго отдавалась страсти с огромным количеством мужчин. У Себастьяна не было денег, он был студентом-медиком из бедной семьи. Но он очень усердно учился, подрабатывал фельдшером, дежурил по ночам в больницах и каждую свободную минуту уделял мне. Мы поженились и переехали в небольшую съемную квартиру на юге Парижа. Я сидела дома, ходила в магазины за продуктами, наводила уют, даже научилась готовить. Но скоро я стала скучать. Мне до боли не хватало отдыха в клубах, друзей, застолий, вечеринок, наших песен о любви. Меня мучила острая потребность одеваться так же, как прежде, привлекать, соблазнять, очаровывать. Вседозволенность и полная свобода обладают страшной силой, они держат человека и не отпускают, начать после этого жить по каким-то правилам – это все равно, что научить ребенка-маугли говорить.