– Послушайте, Себастьян, мне кажется, каждый человек имеет право на ошибку, право на прощение. А вы так не считаете? Навестите ее только один раз. Это смешно – про плохое влияние, Доминика ее не знает. А за десять тысяч евро вы не согласитесь ее навестить?

– За десять тысяч евро? Вы смеетесь? Вы предлагаете такие деньги незнакомому человеку – и за что?

– Я не знаю, я просто хочу ей помочь, мы очень хорошие подруги.

– Хорошо, переведите деньги на мой счет, – он продиктовал номер.

Мне стало грустно. Я помогаю разным незнакомым людям, вляпываюсь в разные истории, а моя собственная жизнь летит ко всем чертям. А за деньги можно все сделать, например, кардинально изменить свою обстановку и гардероб, но удачу, видимо, все-таки не купишь.

А через несколько дней пришли Себастьян и Доминика. Моя соседка подарила огромную куклу дочери. Девочка сразу занялась игрушкой и почти не обратила внимания на мать. Себастьян смотрел на Женевьеву с грустью, ненавистью и любовью.

– Ну что, ты позволишь мне иногда видеться с ней? – в глазах у моей новой подруги стояли слезы.

– Не знаю, возможно, если ты перестанешь… ну, ты понимаешь. Ах, Женевьева, мне так не везет в жизни! – Себастьян, в очках и костюме, интеллигентный, красивый и грустный, почему-то напомнил мне большую печальную собаку колли.

Моя соседка ожила после этой встречи.

– Ах, Лариса, Доминика такая лапочка. Все, я решила, у меня есть кое-какие сбережения, я бросаю пить, открою небольшое ателье мод. Я буду как Коко Шанель, я в детстве читала ее историю. Мы будем шить модные, красивые платья, найду несколько хороших портних. Я всегда одевалась лучше всех девчонок, я понимаю стиль. Иногда я сама что-то себе перешивала, я чувствовала, понимаешь, чувствовала, как оно все должно выглядеть.

– У тебя, скорее всего, талант.

– Знаешь, Себастьян сейчас такой раздавленный из-за развода. Он поймет, что я стала другим человеком, и позволит мне видеться с Доминикой. А когда-нибудь я скажу ей, скажу… ну… что я ее настоящая мать.

И она расплакалась.

А я подумала, что, возможно, все планы Женевьевы так и останутся фантазиями, а впрочем, откуда мы знаем, что будет дальше? Судьба путает все наши планы и дает нам такие возможности, о которых мы и не мечтали, и трудности, не снившиеся нам в самых страшных, кошмарных снах.

Я уже потихоньку ходила на костылях. Боли стали меньше, сустав работал. Женевьеве тоже уже разрешили вставать.

– Послушай, Лариса, мы все больше говорим обо мне, – сказала моя соседка, когда мы прогуливались по больничному коридору. – А что ты собираешься делать после выписки?

– Даже не знаю, вернусь в пустую квартиру, буду тосковать и оплакивать свою неудавшуюся жизнь.

– Нет, Лариса, нет, это плохая идея. Тебе надо развеяться. Ты когда-нибудь путешествовала?

– Ну да, на море в Турцию.

Мы присели на кожаный диван под искусственной пальмой, в светлом больничном коридоре, пахнувшем средствами для дезинфекции.

– Это называется не путешествие, а пляжный отдых. Сейчас тебе как никогда нужно развеяться и посмотреть мир. – Женевьева в шелковом халате прекрасно выглядела, ее глаза горели. Видимо, для большей убедительности она положила мне руку на плечо.

– Ты повторяешь слова нашего врача. Спроси еще, пила ли я текилу и танцевала ли сальсу на знойных улицах Мехико, – грустно ответила я.

– Лариса, мир такой разнообразный, и все люди по-своему живут. Когда ты странствуешь по этой удивительной планете, то немного забываешь о себе – такое ощущение, что смотришь фильм. Когда мне было девятнадцать лет, один клиент повез меня путешествовать по Италии. Он был, наверно, не совсем нормальным, страдающий от одиночества и запоев, скучающий миллионер. Говорил, что любит меня, и у нас был однообразный, не всегда удачный секс, и еще он часто повторял, что ему нравится видеть мои счастливые глаза. Я смотрела на фонтаны, Колизей и чувствовала себя древней римлянкой, путешественницей, первой христианкой, которую хотели сжечь на костре. Я была в восторге и не думала о том, что я проститутка, живущая со старым алкоголиком. Мы были просто частью огромного, удивительного, грешного мира, и это было волшебно. Мне казалось, что тонкая ниточка, связывавшая меня с прошлой реальностью, порвалась, и я впитываю в себя красоту планеты, нечто непознанное, и ухожу в светлое будущее моей судьбы.

Прошло еще несколько дней. Я постепенно приходила в себя. Не то чтобы мое состояние улучшилось, но мне иногда начинало казаться, как Женевьеве в девятнадцать лет, что впереди, в туманной неизвестности, не все так плохо. Бывало такое, что в Питере дождь, ветер, слякоть, но вдруг проглянет на горизонте луч тусклого осеннего солнца, и почему-то на сердце появится радостное предчувствие чего-то хорошего, что будет непонятно когда и непонятно почему. Подходила к концу моя вторая зима в Париже. И идея кругосветного путешествия начала казаться мне уже не такой безумной.