— По-твоему, если Цезарь откажется возвращать нас в Египет, как он поступит?

— Как обещал с самого начала. Оставит в Риме, подыщет нам супругов…

— И тебя это не пугает?

— Пугает, конечно! Но что же делать?

Я помолчала. Потом шепнула:

— Если бы Цезарь умер, Марцелл мог бы…

Брат испуганно покосился на дверь.

— Осторожней, Селена. Здесь даже у стен есть уши. Полагают, что в этом доме у Красного Орла есть сообщники.

— Вроде Галлии?

— Возможно. — Александр отворил дверь комнаты, огляделся по сторонам и, никого не увидев, вернулся ко мне. — Через пять месяцев Марцелла ждет церемония toga virilis. Он тебе не рассказывал?

Я помотала головой.

— В пятнадцать лет каждый мальчик снимает свою буллу и превращается в мужчину. Скорее всего, Октавиан объявит и о его помолвке с Юлией. В этом случае всем станет ясно, кого считать будущим наследником. Цезарю не терпится изловить Красного Орла еще до того, как это произойдет. Поэтому семь раз подумай, прежде чем что-то кому-то сказать.

— Почему? Думаешь, мы с тобой тоже под подозрением?

— Неизвестно. Но только на днях обыскали комнаты Юбы с Агриппой.

Я сделала изумленное лицо.

— Вот именно, — кивнул брат. — Сумасшедшее время.

— А Галлию кто-нибудь упоминал?

— Кажется, нет. Хотя трудно сказать, за кем нынче велено присматривать преторианцам. Не исключая и самого Марцелла.

Я вновь помолчала.

— А он что-нибудь говорил насчет брака?

Александр пристально посмотрел на меня.

— Для твоих ушей — ничего.

— Значит, у них любовь? — воскликнула я.

— Не знаю.

— Но ведь Марцелл что-нибудь говорит?

Брат замялся.

— Ну, что она красивая и разделяет его увлечение цирком.

— Плевать ей на цирк! Юлия там бывает ради него.

— Что ты желаешь услышать, Селена? Да, он как-то назвал тебя привлекательной…

— Правда?

— Многие так полагают, — сухо сказал Александр.

— А что еще?

— Это все. Извини. Ты знаешь, кому он обещан. Зря только тратишь время на пустые мечты.

Вечером у виллы выстроились рабы с эбеновыми носилками. Мысль о предстоящем возвращении особенно никого не радовала, и менее всех — Марцелла.

— Нормальные семьи останутся здесь до самого октября, — сетовал он, — а нас тянет в эту парилку.

— Разве мы такие, как все? — с укоризной произнесла его мать.

— Почти, — усмехнулся приемыш Цезаря, — с той только крошечной разницей, что управляем Римом.

— Для этого существует Сенат.

— Значит, вот как ты собираешься поступить, будучи Цезарем? — вскинулся Тиберий. — Отдашь Сенату бразды правления, а сам станешь прохлаждаться?

Появился Октавиан, и все неловко умолкли.

— Помашем на прощание здешним бездельникам, — заявил он, переступив порог дворца. — Это счастливейший день в их жизни.

Ливия рассмеялась. Октавия ответила на странную шутку брата беглой улыбкой.

Марцелл недовольно скрестил руки на груди, а потом обратился к Юлии, рассчитывая найти у нее сочувствие.

— Как же мне надоела эта школа, — проворчал он. — Подумать только, еще два года! Я, кажется, не дотерплю до семнадцати лет. Особенно зная, что вместо этого мог бы жить здесь.

Девушка погладила его по руке, поддразнила:

— Все лучше, чем рабский труд, — и вдруг повернулась ко мне. — Селена, почему бы тебе не поехать с братом?

После чего проворно вскарабкалась на носилки к Марцеллу. Я уставилась на их тени на занавеске, но Александр ухитрился втащить меня за собой.

— Не расстраивайся, — проговорил он сочувственно. — Прекрасно, что ты ему не нужна.

Я в изумлении округлила глаза.

— Сама подумай, чем бы это закончилось? Как поступила бы Юлия?

— Сделалась бы моим врагом.

Брат кивнул.

— Эта девушка не всегда так прелестна, как ее украшения и туники.

— А по-моему, ты на нее все глаза проглядел.

Александр хохотнул.

— Юлия мне совершенно неинтересна. Можешь поверить на слово.

— Разве? Кажется, ты глаз от нее не отводишь.

— Да. И еще — невеста Марцелла. Этого не изменить, как бы нам ни хотелось, — туманно промолвил он.

Я представила, как в соседних носилках довольно смеются Юлия с женихом, как их тени мало-помалу сближаются… Перед глазами все поплыло.