— Рискуя всем? Ты знаешь, что сделает Октавиан…

— Да, я прекрасно знаю, как он поступит, если узнает, что это ты. Пощады не жди.

— И не нужно. Я здесь ни при чем. Гулял — и только.

— Больше один не выйдешь, — глухо пригрозила она.

Дверь заскрипела, и мы отпрянули от стены.

Я посмотрела на брата.

— Думаешь, это и вправду Марцелл?

— Ты слышала. Для чего ему рисковать положением наследника? Если парню захочется поменять законы, он может спокойно дождаться, пока придет к власти.

Сев на кушетку, я подтянула к себе колени.

— Значит, Галлия?

— Вероятно. У нее немало причин для борьбы. Да и Октавия стала что-то подозревать…

На следующее утро я внимательнее присмотрелась к рабыне, пока та аккуратно раскладывала чистую тунику на моем ложе. Неужели вот эти самые руки подписывали мятежные воззвания? Александр, казалось, нарочно возился с тогой и сандалиями, мучаясь той же загадкой.

— Да что такое? — с досадой бросила Галлия. — Может, мне вас еще и одеть? Хозяйка, архитектор ждет!

— Просто Селена и Александр. Никаких «хозяев».

Я натянула диадему на лоб. Галлия нежно поправила мои локоны под жемчужной лентой и тихо сказала:

— Спасибо.

— Мы обе — царевны.

— Уже нет, — отвечала она и крепко сжала губы.

Я собралась возразить, но на пороге возникла Октавия, недовольно упершая руки в бока.

— Иду-иду.

Я поспешила достать свой альбом и проследовала за ней в атрий.

— Неужели Витрувий согласится быть моим наставником?

— Не знаю, — честно сказала она. — У него не бывает свободного времени, да и учеников до сих пор не водилось. Но ведь попытка не пытка.

Октавия провела меня в библиотеку, где до самого потолка протянулись кедровые полки с бережно помеченными свитками. Архитектор уже сидел за столом и, сложив руки на груди, разглядывал мой рисунок, подаренный братом Октавиану. При нашем появлении подбородок мужчины вздернулся, а взгляд сразу впился в альбом.

— Здравствуй, Селена. Говорят, тебе нравится рисовать, — изумленно промолвил Витрувий, изучая меня пронзительными темными глазами.

— Да, у нее получается, — вставила Октавия. — Весьма одаренная девушка. Даже мой брат так считает.

Я посмотрела на худощавое лицо с квадратным подбородком, силясь понять, какие мысли роятся в эту минуту в его голове. Наконец архитектор сказал:

— Надо бы взглянуть на рисунки.

Я протянула альбом. Витрувий критически прищурился и молча перелистал его, дольше всего задержавшись на странице с изображением мавзолея. Медленно поднес эскиз к оконному свету, затем положил на стол и поинтересовался:

— Это в Александрии?

— Да. Возле храма Исиды и Сераписа.

Архитектор в задумчивости кивнул.

— Что ж, рисовать она может. Но это не редкость. Что именно вы хотите, чтобы я сделал?

— Возьми ее в ученицы, — сказала Октавия.

— По какому предмету?

— Архитектура.

— Девушку? — Мне показалось, он сейчас рассмеется. Однако Витрувий взглянул на мое лицо и спросил уже совершенно серьезно: — Зачем это ей?

— Затем же, зачем моей маме понадобилось знать восемь языков, — ответила я, осмелев. — Лучшие дипломаты мира были в ее распоряжении, однако она отказывалась поручать другим то, что сама могла сделать лучше.

Витрувий поднял брови.

— А что ты надеешься сделать лучше других?

— Строить.

Он откинулся в кресле.

— Где именно?

Я посмотрела на сестру Цезаря, и та ободряюще кивнула.

— В Фивах. Это была мечта моей мамы. Город разрушен при Птолемее Девятом, и если однажды мой брат вернется в Египет, я бы поехала с ним и отстроила Фивы заново. Меня посвятили в архитектурные замыслы, — поспешно прибавила я.

Витрувий переглянулся с Октавией.

— Тебе известно, что Цезарь этого не допустит.

— Он может и передумать.

Архитектор лишь покачал головой.

— Ее выдадут замуж. Хорошо, если к этому не приложит руку Ливия.

— А что, она может?..

— Супруга моего брата — конечно, — оборвала меня хозяйка виллы. — Поэтому я и прошу за нее, Витрувий. Покажем Октавиану, что девочка способна на большее, нежели быть женой старика сенатора. Ты мог бы принять ее в подмастерья.

Он рассмеялся.

— Погоди! — возмутилась Октавия. — Впервые увидев ее рисунок, ты был потрясен.