Шрифт:
— Вот чертежи неапольских акведуков, а это форум.
Октавия улыбнулась:
— Может, Витрувий принес тебе планы и для моего здания?
Брат развернул очередной свиток и довольно провозгласил:
— Вот оно. Восстановление портика Метеллы, отныне известного как портик Октавии, с тремя сотнями новых колонн и двумя святилищами внутри.
— Я бы хотела еще разместить народную библиотеку.
Цезарь сделал пометку.
— Хорошо. Даже замечательно, — похвалил он. — Библиотеки плебеям по вкусу. Что еще?
— Может быть, школа.
У Ливии вспыхнули щеки; она отложила прялку и вставила:
— Наверное, я тоже могла бы построить какой-нибудь портик. Что скажешь?
— Это весьма щедрый жест, — заметил Агриппа, но ее волновало только мнение Октавиана.
— Ну что, мне начать свою стройку? — не отступала Ливия.
Муж выглянул из-под широкополой шляпы.
— Рим будет вечно благодарен тебе. Однако найдется ли время?..
— Непременно, — торопливо сказала она. — Для блага Рима — всегда найдется.
Октавиан посмотрел на нее с обожанием.
— Как мне везет на женщин, — вполголоса произнес он, и Юлия, переглянувшись со мной, закатила глаза. — Я сделаю необходимые заметки, и пусть Витрувий в следующем месяце нанимает людей.
С этими словами Цезарь поднялся, и все, кому предстояли скачки верхом, отправились на конюшни.
Дождавшись ухода мужчин, Ливия повернулась к Октавии.
— Два портика, — гордо произнесла она.
— Удивительная щедрость.
Супруга Цезаря изогнула брови:
— Надо же куда-нибудь вкладывать золото. В Галлии, например, твой брат подарил мне медные копи. В Иудее — множество пальмовых рощ. А что меня ждет в Египте, знаешь?
— Святилище?
Ливия сощурила глаза.
— Это еще зачем? Разве храмы приносят доход?
— Ах да, — улыбнулась Октавия. — Все упирается в деньги.
Ее собеседница расхохоталась.
— Я слышала о вашей благотворительности беднякам Субуры. По-твоему, это не та же выгода — видеть заискивающие улыбки, наслаждаться почетом? А эти женщины, которые пресмыкаются и целуют ваши ноги…
— Маме никто никогда не целовал ноги! — к всеобщему изумлению, выпалила Антония.
Даже вечно смешливая Випсания закрыла себе ладонью рот.
— Плата — она и есть плата, — ледяным тоном отозвалась Ливия. — Просто я более практична, вот и вся разница.
— Ты очень злая женщина, — произнесла Октавия.
— Злая, зато с папирусовыми болотами. Десятками, дюжинами болот. — Она усмехнулась. — На востоке нет ничего прибыльнее производства папируса. Октавиан подарит мне лучшие участки, какие выберу. Возможно, Селена подскажет?..
— Ну хватит! — Сестра Цезаря порывисто встала, и мне показалось, что она даст невестке пощечину. — Галлия, сегодня можешь забрать девочек пораньше. Прогуляетесь по торговым лавкам.
Юлия вскочила с места, не веря внезапному счастью.
— Да-да, можешь забрать Селену, — проговорила Ливия. — Но дочь Цезаря никуда с вами не пойдет.
— Это моя племянница, — возразила Октавия. — Ты ей не родня, и если я отпустила девушку за покупками, пусть покупает. Попробуй хоть словом ее упрекнуть или наказать за то, что она меня послушалась, и брат обо всем узнает.
Невестка сверкнула глазами, но промолчала. Юлия поспешила взять меня за руку, и Галлия немедленно повела нас прочь. Оказавшись на достаточном расстоянии от чужих ушей, я прошептала:
— И как ты с ней только живешь?
— Ливию больше интересует Терентилла, меня она не замечает.
— Спасибо, — сказала я Галлии.
— Так захотела хозяйка, — скромно отозвалась она. — Я только провожатая.
— Может, сначала зайдем в храм Венеры? — предложила Юлия. — Селена взглянула бы на изваяние своей матери.
— Да, но статую сделали пятнадцать лет назад, — предостерегла рабыня.
— Ничего, узнаю, — пообещала я.
Однако когда оказалась в святилище, невольно пришла в замешательство. Галлия улыбнулась.
— Ну как, найдешь?
В прохладных мраморных залах жрицы стояли на страже храмовых сокровищ. Юлия Цезаря я увидела без труда: слишком уж походил на него наш Цезарион. Рядом стояла Венера, полуприкрывшись тонкой льняной тканью. При виде коллекции сверкающих самоцветов у Юлии загорелись глаза, однако я поспешила мимо. Миновала и восхитительную британскую кирасу, сплошь усыпанную жемчужинами. Я шла от статуи к статуе — и наконец различила ее, но только по александрийской диадеме на волосах.