— А зачем это мне? Почему я должна помогать вам?

— Потому что, как мне кажется, вы хотите нам помочь, — Белобород бросил пронзительный взгляд прямо ей в глаза, Алов даже немного испугалась. — Дубб поведал мне о ваших разговорах, о книгах, которые вы взяли у Киви. Вы ведь, в сущности, уже с нами. Там, внутри, — Белобород указал на ее голову. — Просто вы почему-то не можете или не хотите открыто заявить об этом. Признаться самой себе.

А ведь он прав, старый колдун. Учение Сементериума прочно засело у нее в голове, вытеснив все остальные. Они уже казались ей глупыми и пустыми, эти остальные. И это пугало ее. Она боялась признать, что боги, в почитании которых она росла, теперь стали для нее не более чем героями детских книг. Хотя, в сущности, они и были такими героями. Огромное множество людей жило литературой. И это на просвещенном Западе! А уж что говорить про Восток, где в ходу как первобытное язычество, настолько же примитивное, насколько наивное, так и заунывные сочинения пустынников, в которых они приторно превозносят своего единственного бога, который к тому же подчистую списан с бога Солнца древней Урукашты.

А может, пускай? Может быть, стоит согласиться на предложение старика? Что ей терять?

— А вот и чаек, — Ярелл приковылял, громыхая подносом, на котором стояли глиняные кружки с дымящимся напитком. Конечно, помимо чая на подносе обнаружилась буханка хлеба, тарелка с копчеными сосисками, пучок зелени, сыр, пара луковиц, яблоки и кувшин с вином, как будто старый чревоугодник выгреб все, что было на кухне. Комната сразу наполнилась резким пряным ароматом.

— Вот, пейте, пока горячий, — Ярелл расставил снедь на столе и сам примостился сбоку, взяв в руку сосиску.

Чай был жирный и действительно напоминал бульон. Аромат его мощным ударом обрушился наАловизнутри, взбодрил и одновременно успокоил, и даже улучшил настроение, а сама сладковатая жидкость наполнила ее приятным теплом.

— Не правда ли, удивительно?

— Не то слово, — Алов допила горячий чудо-напиток и отставила кружку.

— Так каково будет ваше решение?

Ярелл и Белобород уставились на нее в ожидании.

Решение? Какое решение? Чего они хотят от меня?

— Что?

Мы о чем-то говорили, но о чем? Я не помню! Ведь только что он что-то спросил у меня.

Алов хотела спросить уБелоборода, чего он хочет услышать, но остановилась: борода старика начала шевелиться, как живая, и стала расти. Что за колдовство!

Ярелл вдруг превратился в сову, замахал крыльями, заухал. По стенам забегали черные блестящие жуки. Белобород совсем зарос волосами, они были повсюду и извивались, как тонкие бледные черви. Яд, они отравили меня!

Алов схватила кружку, у которой уже выросли маленькие когтистые лапки и лысый крысиный хвост. На дне виднелись остатки трав и волокна мяса, а в нос ударила волна чайного аромата, но в этот раз в симфонии запахов отчетливо проявилась тонкая, противная грибная нотка.

Белобород открыл черную пасть и поглотил мир и ее вместе с ним.

Утром пошел дождь. Это пока еще была мелкая водяная пыль, от которой не спрячешься даже под зонтом, но она предвещала грядущие ливни, которые уже прятались в тоненькой полоске темных туч над южным горизонтом.

Перед обедом регент Империи принимал присягу у столичных войск. Сырой плац Арсенала был заполнен рядами солдат, они повзводно выходили вперед, преклоняли колено и зачитывали наизусть короткий текст. Клянусь в вечной верности правителю Империи, регенту Эдварду Ротбергу, клянусь исполнять приказы, клянусь, клянусь, и так далее. По мнению самого Эдварда Ротберга это была пустая формальность, но военные — люди крайне консервативные, привязанные к формальностям и ритуалам, поэтому он терпеливо стоял под дождем, чувствуя, как волосы намокают и завиваются.

Отдельно стояли ромелийцы. Они казались светлым пятном в общей массе — должно быть, из-за их начищенных до блеска щитов и шлемов. Валерий Соларий, ромелийский военачальник, колена не преклонил, и присягу зачитал другую, менее обязывающую. Мол, клянусь-то клянусь, но в каких-то случаях клятва не работает. Ротберг что-то помнил об особом положении Ромелии, поэтому не проявил никакого недовольства, но про себя отметил, что надо бы почитать побольше про этих опасных союзников. А они, несомненно, опасны, если их армия так хороша.

Наконец все завершилось, отныне войска с песнями пойдут за ним и возможно даже умрут за него. Главной проблемой теперь стал Восток.

Военный совет собрался прямо тут же в Арсенале: Ротберг, Соларий и Стенн, Виндвард, Дорфхавн, который все еще был слаб, но горел желанием работать, и северянин Раутакирвес, заменивший Рузи.

— Хан уже довольно долго ничего не делает, — сообщил Дорфхавн. Его одутловатое лицо еще сильней распухло после внезапной болезни и даже приобрело багровый оттенок.

— Правильно, потому что хан не совсем еще выжил из ума, — сказал Стенн. — Они потеряли свою адскую черепаху, и теперь им совсем нечего делать. Они не смогут взять город приступом, мост слишком узок. Наши корабли блокируют их гавань, так что они не смогут зайти и с воды. Они сами загнали себя в тупик. Теперь им либо продолжать войну, но непонятно, как это делать, либо просить мира — а на это они не пойдут.

— Мы можем обойти их с моря, — сказал Раутакирвес с сильным десятирецким акцентом. — Высадиться и осадить город с суши.