Ехлаков Максим Александрович
Шрифт:
Хан раздавал приказ за приказом. Он пришел в себя, о, вполне. Он прекрасно осознавал весь ужас положения, и понимал, что судьба всей страны никогда не зависела от него настолько, насколько сейчас. Это последняя война его жизни, и он постарается выиграть любой ценой.
После обеда поехали на восточную стену. Дождь не переставал, и волны Шема поседели от пены. Остатки моста торчали из берегов, как гнилые зубы. Пелена из капель висела между городами, размывая контуры вражеских стен и лица воинов на них, и хану казалось, что они злобно усмехаются.
Смейтесь, пока можете! Вы еще узнаете гнев хана Востока!
Огонь и вода
Море всегда оставалось загадкой для Востока. Степные жители не любили его, а пустынники ненавидели всей душой. Ненависть к народам моря — бахри, как они издревле называли своих заклятых врагов, жителей островных полисов — постепенно распространилась на все, связанное с морем. Настолько велико было отвращение, что флот появился лишь сто с небольшим лет назад в правление хана Эмина, последнего из рода Гюнешсевер (после него на трон взошел его сын, но был убит в тот же день). Отчасти именно его тяга к морю настроила народ против него и в конечном итоге привела его к гибели, а страну — в руки кровавых узурпаторов аль-Корванов. Но даже и сейчас, по прошествии стольких лет, редко кто из людей Востока отваживался на морское путешествие, не говоря уж о том, чтобы стать моряком. Все капитаны были наемниками из островных полисов.
Поэтому идея битвы на море была обречена с самого начала. Воины противились погрузке на корабли, они были растеряны и озлоблены. Особенно возражали пловцы, которым предстояло под покровом темноты вплавь добираться до вражеских судов и забрасывать их борта горшками с горючим маслом.
Аслану выпало спускаться в воду. Он разделся, отдал свои вещи и оружие своему юзбаши Батаку Огузоглу, обмазался салом, чтобы лучше держаться на воде, и вместе с другими пловцами взошел на корабль, неся с собой два горшка с нефтью.
— Я боюсь воды, — признался ему незнакомый воин с узкой длинной бородой.
— А я вообще плохо плаваю, — сказал Атеш Собачья Лапа, его товарищ по сотне. — Но вот ведь судьба.
— Мы все умрем, вот что, — подытожил старый Сабир-джан. — Или не умрем. Если будет на то воля Всеотца.
После заката корабли были загружены окончательно и приготовились к выходу, а все огни в порту погасили, погрузив гавань в непроглядную тьму.
Хан наблюдал за погрузкой с Портовой башни. Когда все было готово и темень скрыла от глаз все, что происходило внизу, он лично подал сигнал, взмахнув факелом.
Пшшшшш! Угловая башня, отделявшая гавань от устья реки, заструилась столбами искр. Это шейх Мустахдам придумал запустить фейерверк, чтобы отвлечь внимание вражеских моряков и углубить темноту в гавани. Операция началась.
Кораблей было вдвое больше, чем неприятельских. Они шли на веслах, со сложенными мачтами, не зажигая огня. Все молчали, даже гребцы не издавали ни звука, весла двигались бесшумно в хорошо смазанных уключинах, а тихий плеск воды заглушался ровным шипением дождя.
— Пора!
Аслан и другие пловцы медленно спустились к воде по сетям, перекинутым через борт.
— Ну и холодища!
— Потише там! Или хотите, чтобы нас заметили раньше времени?
Еще какое-то время плыли в воде, держась за канаты на борту. Весла бесшумно взмахивали где-то во тьме над головой, роняя крупные капли. Было холодно и страшно.
Ход замедлился.
— Дальше сами.
Аслан отпустил такой родной и милый канат, оттолкнулся ногами от борта и поплыл вперед. Темнота была хоть глаз коли. Наверное, таков водяной ад, куда попадают обманщики и лжецы. Холод, темнота, колючий дождь и неизвестный ужас, затаившийся глубоко внизу.
Мимо проплыл лысый Сабир-Джан. Он был спокоен, но быстр, его мощные движения выдавали в нем опытного пловца. При виде его Аслан тоже успокоился. На все воля Создателя. Если ему предстоит умереть сегодня — этого все равно не минуешь.
На носах кораблей, оставшихся где-то позади, вдруг загорелись большие огни, забили барабаны и затрубили трубы, гребцы налегли на весла изо всех сил.
Неприятель едва успел опомниться, когда они подошли почти вплотную, и завязалась ожесточенная перестрелка. Стрелы обычные и горящие сновали в воздухе как челнок ткача, поражая то один корабль, то другой — но кораблям стрелы нипочем.
К этому времени Аслан уже скрылся в тени вражеского борта. Последние сажени он преодолевал сквозь боль, так он устал. Он перепугался, когда корабли пошли в наступление, и вложил все силы в мощный рывок. Переведя дух, он отплыл немного в сторону, размахнулся и швырнул один горшок за другим. Звякнули черепки и жирные маслянистые пятна покрыли дощатую поверхность, обросшую ракушками. Дело было сделано.
Моряки наверху засуетились, услышав странный звук. Несколько голов свесились с борта, но Аслана не заметили: он уже держал путь обратно, благо его корабль бы совсем рядом.