Первое, в военном городке полка мятежники надежно не были подавлены ударами боевой авиации. Они разбежались по горам, а часть из них оказалась в непосредственной близости от площадки десантирования. Надо было одним ударом разнести городок в пух и прах. Бомбить с определенными интервалами всей боевой авиацией, которая имелась в распоряжении командующего армии. Непрерывное бомбометание не позволило бы афганцам убежать из городка.

Второе, в группировке десантников не были предусмотрены авианаводчики для вызова и управления боевыми вертолетами, и не только вертолетами. Авиаторы своевременно не подсказали, что надо иметь при себе авианаводчиков, а для командования дивизии это было новшеством. Вот и получилось, что важный вопрос начальство не решило, а расхлебывать пришлось вместе с кровью личному составу батальона.

Третье, не были доведены до десантников и мотострелков уточненные данные разведки, в том числе и данные инженерной разведки о состоянии дороги. Завалы на протяжении всего маршрута создавались не накануне операции, а намного раньше. В составе колонны мотострелков не было машин разграждения.

Четвертое, и не менее важное обстоятельство, — десантники Витебской дивизии не были обучены ведению боевых действий в горах.

В это время раздался звонок телефона закрытой связи, Проскуряков ответил и, взяв журнал, стал что-то записывать. Мы через плечо стали читать. Содержание нас не радовало, добавились потери, а пехота в район боевых действий еще не подошла. Запись переложили на карту. Мы увидели, что выполнение боевой задачи подходит к концу, но мы еще не знали, какой ценой это все давалось. Время близилось к вечеру, стало темнеть, мы подумали: а как там наши? Неожиданно зазвонил телефон. Оперативный сделал запись в журнале. Когда Рябченко прочитал содержание радиограммы, стал мрачнее тучи. Петряков доложил, что к исходу дня батальон задачу выполнил и сосредоточился около населенного пункта Шигал. К этому времени подошли мотострелки. Да, долго шла пехота на помощь десантникам. В течение всего светлого времени десантники самостоятельно без всякой поддержки выполняли задачу по уничтожению противника. Задачу батальон выполнил, но с большими потерями: тридцать три человека убиты, сержант Табаков без вести пропавший. Комдив несколько минут молчал, как бы собираясь с мыслями, потом дрожащим голосом попросил нас пока не разглашать эти цифры в штабе. И добавил: «Доложу командующему сам», — и, расстроенный, вышел из палатки. К утру в штабе был полный список погибших. Среди фамилий погибших я увидел фамилию своего разведчика, старшего сержанта Мироненко, заместителя командира разведвзвода полковой роты. Позвонил в полк Качанову и рассказал о случившемся. Утром на служебном совещании по инициативе комдива почтили память погибших десантников вставанием и минутным молчанием. Весь день непрерывно звонили телефоны закрытой связи. Со штаба ВДВ и армии многие пытались узнать подробности проведения операции и выяснить, почему такие большие потери. Командованию ВДВ и армии были отправлены телеграммы, в которых были указаны все подробности операции. Для дивизии это была большая трагедия. Дня через три из провинции Кунар батальон вернулся в расположение. Меня интересовали подробности операции и при каких обстоятельствах погиб разведчик Мироненко. Однако комдив нас, начальников служб, предупредил, чтобы сразу не лезли в душу к солдату со своими расспросами, а дали им некоторое время прийти в себя. Прошло еще несколько дней, позвонил Качанову и спросил у него, как состояние разведвзвода. «Нормальное, я уже с ними беседовал про действия в горах», — ответил Качанов. «Как погиб Мироненко?» — «Погиб как герой», — добавил Анатолий. «Меня тоже интересуют подробности», — продолжал я. «Подробный отчет о действиях разведгруппы, все схемы сегодня привезу в штаб дивизии». — «Хорошо, я тебя жду». После обеда я внимательно слушал рассказ Качанова. Как я уже и предполагал, мятежники не были подавлены в городках. С началом бомбежки они стали разбегаться, а часть из них оказалась в непосредственной близости от района высадки батальона. Вот эти разрозненные группы мятежников и стали сопротивляться десантникам у площадки высадки, а некоторые наиболее организованные сами нападали с тыла на десантников. Разведгруппа полка после уточнения задачи на местности начала движение в направлении населенного пункта Шигал. Мироненко был родом из Душанбе, ему приходилось бывать в горах. Группа незаметно для себя стала терять высоту, то есть уходить вниз по водоразделу. Так было идти проще и легче, но это было тактически неграмотно. Командиры вспомнили, хотя и с опозданием, что в горах побеждает тот, кто находится выше. Изначально неправильные действия батальона подтвердил и Петряков. Он видел, как батальон стремительно стал спускаться вниз по тропам, отдавая инициативу мятежникам. Много труда и нервов ему стоило, чтобы подправить тактику действия батальона. Первым это понял командир разведвзвода батальона лейтенант Богатиков. Его взвод выполнил боевую задачу практически без потерь, с одним раненым. При движении группы Мироненко, как и подобает заму, находился в замыкании. Через некоторое время разведгруппа неожиданно для дозорных столкнулась с большой группой мятежников. Пришлось принять бой, хотя противник был в более выгодном положении. Началась ожесточенная стрельба с обеих сторон. С соседней горы еще одна группа душманов стала заходить разведчикам в тыл. Ситуация стала осложняться. Парни поняли: мятежники хотят их окружить и уничтожить. Было принято решение оставить прикрытие и группе отойти к батальону, который выдвигался в их направлении. Мироненко сам вызвался прикрыть отход группы. Группа усилила огневое воздействие на противни-, ка и стала организованно отходить навстречу седьмой роте. Мироненко окинул местность и облегченно вздохнул: группа успела выйти из кольца окружения, он стал расстреливать мятежников, которые пытались его окружить. Он настолько увлекся боем, что забыл о том, что нужно отходить, и через несколько минут оказался в окружении. Сержант понял, в какую ситуацию попал, но не дрогнул. Только быстро сменил позицию и продолжал стрелять по душманам. В секунды затишья услышал за соседней горой интенсивную стрельбу. Идет подмога, подумал он, и короткими очередями, экономя боеприпасы, продолжал вести огонь по врагу. Боеприпасы закончились. Машинально пошарил в рюкзаке, нашел еще с десяток патронов россыпью. Быстро снарядил магазин. Душманы воспользовались паузой и сомкнули кольцо. Стрельба уже стала слышна и справа, и слева, и впереди. «Неужели так много здесь душманов, возможно, они все ушли из военного городка в горы», — подумал Александр. И даже забыл в этот момент подумать про подмогу. Только сейчас он стал более тщательно прицеливаться и вести огонь одиночными выстрелами. Он увидел, что один из душманов с колена прицеливается в него. Сержант выстрелил первым. Душман как-то неестественно взмахнул руками, обмяк и упал на камни, а вот еще один совсем рядом кому-то машет руками. Получи и ты, гад. Душман упал, дернулся несколько раз и застыл. «Ну ты и наглец, стоишь в полный рост, сейчас я тебя укорочу», — ругнулся Мироненко. Душман упал на обратный скат валуна, и в этот момент Александр почувствовал острый удар в бедро. Ранен, мелькнуло в голове, и он заскрежетал зубами от боли. Душманы, боясь попасть под прицельный огонь шурави, в нерешительности остановились на своих местах и даже перестали стрелять, возможно, обдумывая дальнейший план действий. Александр этой передышкой воспользовался, достал индивидуальный перевязочный пакет и, морщась от боли, поверх комбеза сделал себе перевязку. Со стороны седьмой роты стрельба становилась все ближе. Это несколько обрадовало сержанта, и он снова взял в руки автомат, выбрал цель, нажал на спусковой крючок, а выстрела не последовало. Ну вот и патронов нет, и помощь задерживается. На несколько мгновений он растерялся. «У меня же гранаты есть». Пригнулся к земле, стал выбирать цель, где больше душманов. Вон за тем камнем увидел человек трех, резко вскочил на колено и что есть силы метнул гранату за камень. Боль от бедра резко ударила по всему телу. Прижавшись к земле, несколько мгновений лежал неподвижно, пока немного утихнет боль. За камнем услышал глухой взрыв гранаты и крики раненых мятежников. Выдернул чеку из второй гранаты и стал выбирать следующую цель. Метнул гранату, и снова крики. Еще бросок гранатой, и результат снова достигает цели. Кругом слышны проклятия. Ну вот, осталась последняя «эфка», Саша посмотрел в сторону, откуда должны подойти свои. В какой-то момент на вершине ему показалось, что он увидел своих, они быстро приближаются. В этот момент оставшиеся в живых душманы с криком «аллах акбар» навалились на Александра, и в тот же миг раздался взрыв гранаты. Около шести окровавленных трупов мятежников остались рядом с телом разведчика. С вершины ближайшей горы действительно скатилась волна десантников, которые, на бегу строча из автоматов, уничтожили удирающих душманов, но Александр всего этого не видел и не слышал. Подбежавшие товарищи звали, тормошили, но он оставался неподвижным. Тем нё менее батальон, неся потери, успешно выполнял боевую задачу дня. В этом же бою сапер, старший сержант Чепик, повторил подвиг разведчика Мироненко. Оставшись один на один с толпой мятежников, сапер миной направленного действия взорвал себя и более десятка мятежников. Через несколько месяцев им обоим будет присвоено высокое звание Героя Советского Союза, посмертно.

Далее Качанов доложил, что все документы на старшего сержанта Мироненко подготовлены. Отправка тела на Родину будет по команде. Проститься с товарищем на аэродром прибудет весь личный состав роты. На этом наша беседа закончилась. Анатолий убыл к себе в полк, а я в дивизионную разведроту. Комар построил роту, до личного состава пришлось довести подробности геройской смерти Мироненко, их полкового сослуживца.

Кунарская операция стала началом боевых действий дивизии и десантников в целом против банд мятежников как в своей зоне ответственности, так и далеко за ее пределами. К весне банды в Афганистане стали расти, как грибы после дождя. Они в основном приходили с территории Пакистана, где в учебных лагерях под руководством иностранных инструкторов проходили подготовку, а затем с помощью проводников переходили границу Афганистана и далее направлялись в приграничные провинции и в глубь страны. Реже банды переходили границу со стороны Ирана. Вот с такими обученными бандами приходилось воевать и десантникам, и мотострелкам. Надо парням отдать должное, воевали они успешно, хотя на первых порах и не имели боевого опыта. Во время проведения боевых действий трусости и слабодушия среди разведчиков и десантников за более чем два года мне наблюдать не приходилось. На первых боевых операциях я, как и все, тоже волновался и переживал, но я еще, как начальник, волновался за жизнь своих разведчиков. Потому что морально наравне с командирами нес ответственность перед родителями за жизнь их сыновей.

Разведчиков у меня в подчинении было более двухсот человек. Это были отборные парни, лучшие из лучших десантников. С ними, не задумываясь, можно было идти в разведку. Вместе с ними не одну ночь пролежал в засадах, намотал не одну тысячу километров, совершая рейды по районам боевых действий, как в горах, так и в песках, и зимой, и летом, днем и ночью. Не зря они все были награждены орденами и медалями. Среди разведчиков были наименьшие боевые потери, несмотря на то что они выполняли самые сложные и ответственные задачи командования.

Разведка создана для боевого обеспечения войск, ведущих бой. Готовят их по несколько другой, чем парашютно-десантные подразделения, программе, и они могут выполнять важные задачи далеко от расположения своих войск. Безусловно, и все командиры независимо от должностей к подготовке и проведению боевой операции подходили взвешенно, определяли, что можно, а что нельзя, как лучше и с наименьшими потерями решить боевую задачу. Причем на первое место ставилась жизнь солдата.

Март и апрель разведчики выполняли задачи местного значения. Из штаба армии приходило распоряжение, в котором комдиву предписывалось в течение двух или трех суток в таком-то кишлаке разгромить исламский комитет и доложить об этом. Или в таком-то кишлаке с зеленой калиткой проживает председатель исламского комитета, его необходимо арестовать. Возможно, когда-то в этом кишлаке и был комитет и проживал его руководитель, но это было давно, а сейчас это может быть уже и неправдой. Предварительно всегда проводили разведку нужного объекта. К этому времени у меня уже четко вырисовывалась агентура в зоне ответственности и далее на север до самого Ваграма, а также в районах, где дислоцировались три наших батальона. В Чарикарской долине агентуру налаживал капитан Никифоров, начальник разведки ферганского полка, мой бывший подчиненный по 105-й Ферганской дивизии. Географию агентуры мы расширяли, привлекали к работе все более ответственных чиновников, в том числе партийных и милицейских. В течение всего моего времени нахождения в стране сбоев в нашей работе не было, мы научились с ними работать. Правда, некоторые офицеры с афганцами были грубы, это не приносило нужных результатов в работе, а наоборот, задевало их самолюбие, и они напрочь отказывались от сотрудничества. Если иногда нас что и подводило, так это качество армейской агентуры. Это стало походить на систему, особенно в первые месяцы ведения боевых действий. Мы жгли горючее, гоняли по бездорожью технику, а самое главное — мучили себя, людей, а результат нулевой. Наиболее точными и свежими разведданные были у партийцев и наших «товарищей», вот их данными перед подготовкой к боевым действиям мы и пользовались. Однажды на армейском совещании мне было предоставлено слово. Вот я и рассказал про эти агентурные разведданные и про нулевые результаты. На совещании присутствовал сам Соколов. После моего выступления в дивизию распоряжения стали приходить реже, но более достоверные. Начальник разведки армии генерал Дунец как-то мне в разговоре об этом напомнил, но без особой обиды. У меня с ним были хорошие служебные отношения. Он был родом из-под Чернигова, и меня почему-то всегда называл своим земляком. Кроме выполнения армейских распоряжений, дивизионные и полковые разведчики часто, в основном в ночное время, устраивали засады на возможных маршрутах движения мятежников в зоне ответственности дивизии. Пока хорошим результатом мы похвастаться не могли, но в целом наши ночные рейды навели шорох среди душманов. В зоне ответственности дивизии до самого лета было спокойно. В таком суматошном для меня темпе незаметно подходили майские праздники. Весна уже набирала силу. В предгорье можно было увидеть тюльпаны, но бутоны были еще не раскрыты. Вспоминалась площадка приземления Багиш под Ташкентом. В это время года там были целые плантации тюльпанов. Среди красного моря цветов встречались черные и желтые. Природа сама регулировала их появление. А вот здесь, в Кабульской чаше, все же было еще недостаточно тепла для цветения тюльпанов. Однако днем солнце припекало достаточно сильно, и мы самостоятельно перешли на летнюю форму одежды. Погода как бы настраивала на хороший лад, но как вспомнишь, что это не учение, а самая настоящая война и домой еще не скоро, так сразу настроение и портится.

В один из таких весенних дней комдив собрал нас, начальников служб, и рассказал, что армия спланировала нам операцию. Однако эта операция не предполагает боевые действия, мы должны помочь афганцам установить местную власть в одном горном уездном центре. Основная часть маршрута будет проходить в горных условиях. Дороги в горах в это время года сильно размыты, а в некоторых местах вообще затоплены. Далее комдив назвал состав нашей группировки и напомнил, чтобы мы готовили свои подразделения к этой операции. В заключение совещания спросил: «Вопросы есть?» — «Есть, товарищ генерал. А почему в горную распутицу нам спланировали проведение операции, разве время не терпит?» — «Скрынников, разрешаю по этому вопросу обратиться к командарму Тухаринову. Чуть было не забыл назвать день начала операции, — продолжил Рябченко. — Начинаем движение, — выдержал паузу, затем улыбнулся: — Первого мая». Ни хрена себе, в штабе армии, наверное, все ненормальные, что ли, подумали мы. После совещания все хором еще некоторое время продолжали возмущаться датой выхода. Пусть мы здесь в полевых условиях, но праздник есть праздник. Тем не менее на следующее утро я направился на авиабазу к начальнику разведки. Павлов, командир смешанной авиабазы, проводил с офицерами совещание, пришлось дожидаться окончания разбора полетов. В штабной палатке я решил все свои вопросы относительно проведения операции. Антонов, начальник разведки авиабазы, сказал, что фотосхемы маршрута в горах будут готовы дня через два. Действительно, авиаторы слов на ветер не бросают, и к указанному сроку у меня на руках была дешифрованная фотосхема всего маршрута. От города Котай-Ашрудо Бисхуда. Не успели оглянуться, как наступило Первое мая, начало операции. С утра в дивизии ожидали приезда Кобзона, который будет петь солдатам. Подготовили импровизированную трибуну, состоящую из двух автомобилей. Пел он много, но до конца концерт дослушать участникам операции не довелось. Ровно в двенадцать наша группировка тронулась по направлению на юг. В районе Котай-Ашру к нам присоединилось афганское подразделение. Их колонна больше напоминала цыганский табор, чем воинское подразделение.

Такой бардак в афганской армии был нормой. Если бы на них не было военной формы, можно было подумать, что это партизаны. Маршрут был очень тяжелым из-за дорожных условий. Дорога во многих местах была размыта, а в некоторых полностью затоплена. На протяжении всего маршрута работа была в основном у разведчиков и саперов. Саперы занимались дорогой, а разведчики их прикрывали.

В одном месте в горах разведчики обнаружили небольшой склад с продовольствием, без охраны. Хотели его уничтожить, а затем передумали и отдали афганским солдатам. К вечеру на перевале разведчики обнаружили группу душманов из семи человек, но до них было далеко, и комдив решил шугануть по ним огнем из вертолетов. Через какое-то время стало темно, и обследование результатов удара вертолетов перенесли на утро. Утром разведчики обследовали место расположения душманов. Кровищи кругом полно, но к утру своих душманы унесли. Духам все же крепко на орехи досталось. К обеду достигли указанного города, хотя городом эти развалины трудно было назвать. Они больше напоминали Сталинград в годы войны. Бомбы сыпались на этот город не один день по указанию представителей аминовского режима. В километре от этих развалин мы стали лагерем. Естественно, окружили себя охраной. Плато, на котором располагался наш и афганский лагерь, располагалось на высоте около двух тысяч метров выше уровня моря. К нам каждое утро прилетали вертолеты, которые мы использовали для воздушной разведки. Далее на юг от Бисхуда вся долина была затоплена водой, которая сошла с гор. Ждем неделю, представителей народной власти нет. Ждем вторую. Чтобы как-то разнообразить время пребывания, решили провести соревнование между десантниками и афганцами. Разведчики тоже выставили команду. Рядом с лагерем находилась высотка, вершина ее была свыше двух с половиной тысяч метров над уровнем моря. На вершине оборудован наблюдательный пост. Местность с него просматривалась на несколько километров в округе. С афганским командиром переговорили, он не стал возражать. Вот и отправили две команды на самую вершину этой горушки. Афганцы сразу в карьер и ушли вперед. Мы свою команду стали шумно подбадривать, глядя на нас, и афганцы начали призывать своих земляков к победе. Да, подумали мы, не быть нам первыми. К нашему большому удивлению, на середине горушки мои разведчики афганцев обставили и к финишу пришли первыми. А мыто думали, горные люди привычны к физическим нагрузкам, а они оказались слабаками.

Прошла еще одна неделя. От властей ни слуху. В воскресенье приехал полковник Красный, привез правительственные награды. Вся группировка выстроилась на ровной площадке, а на левом фланге построились афганские солдаты. Список награжденных был большой. В нем значилась и моя фамилия. Красный мне вручил орден Красной Звезды. Не обошла награда и моих дивизионных разведчиков. После награждения стали соображать, а как же в такой обстановке наши награды обмыть. И снова выручили разведчики, Куранов и Сафаров. Припрятали они родимую, вот она и пригодилась. С началом четвертой недели Рябченко при докладе командарму напомнил, что у него в Кабуле осталась дивизия. Через пару дней Рябченко улетел к личному составу в Кабул, старшим группировки за себя он оставил командира полка подполковника Шпака. К концу месяца стали готовиться к возвращению на свою базу в Кабул. Накануне выхода Шпак, как старший группировки, собрал командиров подразделений, каждому определил задачу и порядок ее выполнения. Меня он просил обеспечить тыловое прикрытие группировки дивизионной разведкой. Ближе к обеду к нам прибыл вертолет с провизией. На этом же вертолете с офицерами-разведчиками мы пролетели над маршрутом. Вода заметно спала. На перевале снег сошел, дорога тоже была сухая. Через некоторое время мы вернулись в лагерь и, когда я выходил из вертолета, ко мне подошел Симуков, начальник разведки полка: «Михаил Федорович, вас просит Георгий Иванович». Около вертолета Литошу, командиру разведроты полка, и Марченко, командиру дивизионной группы, отдал указания по подготовке разведчиков к ведению разведки на маршруте движения. В палатке были в сборе все офицеры оперативной группы. Шпак мне говорит: «Миша, ну сколько тебя можно ждать? Садись, буду до вас доводить боевую задачу на завтра». На столе был ужин и целая канистра молдавского вина, которую кто-то из его сослуживцев попутным рейсом передал из Молдавии. Совещание за дружеской беседой затянулось надолго. По паре стаканов хорошего вина нам все же досталось. Утром еще раз проинспектировал разведчиков на готовность к выходу. Около двенадцати колонна с мерами охранения тронулась в путь. Где-то через час движения голова колонны стала втягиваться в ущелье. Вроде бы пока все спокойно. Над нашими головами прошла пара вертолетов по направлению к Кабулу. Через полчаса Литош мне доложил, что голова колонны подвергается обстрелу из стрелкового оружия. Предположительно стрельба ведется со стороны кишлака, который находится за речкой с правой стороны по ходу колонны. Колонна, естественно, остановилась. Я вышел из бронетранспортера и осторожно, прикрываясь техникой, направился в голову колонны. Прошел метров пятьдесят, слышу, началась стрельба в тылу. Бегом возвращаюсь обратно к бронетранспортеру. Рядом с моей машиной стоял «Урал», а из-за колеса прапорщик ведет огонь из автомата по одной из высоток. Я попытался, изучая местность из-за БТРД, определить, откуда ведется огонь по колонне. Около кишлака отчетливо видел перебегающего человека, который тут же за дувалом скрылся. Кричу прапору: «Ты видел около кишлака человека?» — «Нет, я стреляю по высоте». И вдруг около его каблука я увидел фонтанчик пыли, поднятый пулей. Резко поворачиваю голову назад, вижу на высотке сзади две головы, которые смотрели в нашу сторону. Быстро перебежал на другую сторону бронетранспортера. Механику кричу: «Сдай назад и левее». А прапорщику, чтобы сменил позицию. Механик дернул машину, и, как назло, слетает гусеница. Я пулей вовнутрь БТРД, включаю станцию и начинаю вызывать Марченко. От волнения злюсь, ну, отзовись же ты наконец. «Слушаю, Первый», — раздалось в наушниках. «Ты меня наблюдаешь, передаю открытым текстом». — «Да, вижу БТРД. От меня левее на второй высотке наблюдаю двух душманов. Зайди им в тыл, но только осторожно». — «Задачу понял, выполняю», — ответил Марченко. За время моего разговора с офицером механик-водитель успел натянул гусеницу и поставил машину на выгодную позицию для стрельбы. Перелез к курсовому пулемету, посмотрел в триплекс, позицию духов наблюдаю. Они словно угадали мои мысли и исчезли за камнями. Посмотрел влево и увидел пятерых разведчиков, которые, пригнувшись, стали быстро заходить в тыл мятежникам. Среди них узнал Ивонина, Курановаи Сафарова. «Ты, смотри, одни сержанты», — подумал про бойцов. Остальные уже были за скатами высотки, их не успел разглядеть. Дай, думаю, подсоблю парням огнем из пулемета, подвел марку прицела под камни, за которыми прятались душманы, и очередью около сорока патронов, не меньше, расстрелял позицию духов. Вокруг камней поднялась пыль и каменные брызги. Через минуту-другую на обратном скате высотки началась интенсивная стрельба и тут же закончилась. Про себя думаю, молодцы пацаны, замочили духов. Об успешном выполнении задачи минут через пять доложил Марченко: «Только душманов оказалось не двое, а трое, и есть предположение, что двоим все же удалось сбежать». — «И на том молодцы, а сейчас, Валера, надо усилить наблюдение за местностью». Механик на ухо кричит: «Товарищ майор, вас вызывает старший», — и протягивает наушники. Шпак запросил обстановку в тылу колонны. Кратко доложил о бое разведчиков и о результатах. «За тыловое охранение отвечает дивизионка, мне чаще докладывай обстановку». — «Договорились. Хорошо». К этому времени стрельба в голове колонны прекратилась. После переклички с командирами подразделений по радио колонна двинулась вперед. На перевале, несмотря на то что саперы проверили наличие мин, все же произошел подрыв гаубицы.