– - Ты пьян! Сядь, и… -- начал говорить Пайк, но тут что-то изменилось.

По стенам из досок, посаженных на деревянные клинья вместо гвоздей, по кильсону и шпангоутам прошла низкая вибрация, похожая на вой. Завибрировала оловянная посуда и свинцовые кружки с красивыми крышечками. Один из матросов схватился за голову и закричал. Пайк ясно ощутил, как затрепетало сукно его сюртука и штанов, тонкая дрожь поднялась от штанин и пол к воротнику, перешла на отбеленную пеньковую косицу парика, на его букли, на скулы, в кости черепа и все прочие кости, которые все загудели внутри каждая на свою высоту. Одновременно угасал его слух. Он пытался кричать бессмысленное слово «без паники», но практически не слышал сам себя. Наконец дверь наружу распахнулась, и в землянке разом потухли все лучины и очаг. Теперь Пайк не мог найти пистолет, который бросил на стол, когда пытался сам закрывать уши руками. Низкое гудение больше не так пугало его, как перспектива оказаться в темноте и подземелье рядом с чем-то неизвестным. Он выпрямился, отнял руки от головы и, слыша себя издалека, закричал «вперед!», выдернул палаш из ножен, вспрыгнул на скамью и побежал по ней к выходу, туда, где в лестничный колодец падал столб тусклого света, а в нем появлялись тени – все новые и новые, бесконечный рой. У выхода он поскользнулся и грохнулся с лавки на пол, кто-то споткнулся о его ноги и упал впереди, головой на ступеньки. Пайк поднялся, опираясь обеими руками об пол, попытался подобрать палаш – схватился за лезвие, отдернул руку, теряя время, нашарил рукоять, поднял, взял за шиворот того, кто споткнулся, и потянул вверх. Ворот треснул по шву, но человек зашевелился, поднялся сам, и Пайк его выпустил. До выхода оставалось всего ничего, рукой подать, и оттуда, снаружи на лейтенанта прыгнула одна из теней. Пайк ощутил прикосновение к шее, схватился за горло, но не успел поймать эти пальцы или эту лапу; он нанес палашом колющий удар наугад, но попал острием в землю. Наваждение исчезло. Держась одной рукой за воротник, ставший очень холодным, он полез вверх по ступенькам, к мутному свету. Сверху на лейтенанта хлынула вода: там, снаружи, успела испортиться погода и пошел дождь. На четвереньках, скользя руками и подошвами сапог по умащенным грязью ступеньками, лейтенант выбрался наружу и побежал прочь. Над островом от неба до неба пролегла буря с грозой, облака сгустились и легли на макушки деревьев. Один и второй матросы вылезли следом за Пайком и, глядя на них, лейтенант подумал, что остальные в панике могут не вспомнить, у какого берега брошена шлюпка, разбегутся и станут легкой добычей. Он остановился и несколько раз махнул рукой в вправо, крича «Туда!» - пока его не схватил за рукав один из матросов и не увлек за собой со словами «да что ж вы тут стоите».

Они гуськом пробежали по тропе, и Пайк с трудом видел, кто бежит впереди него, потому что его шляпа осталась вместе с пистолетом в землянке, и дождевая вода с частицами мела и перхоти заливала ему глаза. Он смотрел только вниз и время от времени рукавом вытирал лицо, чтобы видеть хотя бы землю, по которой бежал.

Один за другим экспедиционеры скатились с осклизлого обрыва на пляж. Один удачно съехал на пятках, Пайк начал также, но потерял равновесие, шлепнулся на свой костистый зад, свалился набок, сверху на него упал следующий и они вдвоем провалились в неглубокую яму, вырытую кем-то на пляже. Пайк полез обратно – бело неудобно, песок осыпался под пальцами, и лейтенант, барахтаясь в нем, нашарил чью-то шляпу. В суматохе он вопреки логике принял ее за свою и, вылезая, натянул на уши.

К счастью, шлюпка ждала их на прежнем месте. Всем миром, не разбирая чинов, лейтенант и матросы вытолкали ее на воду и так скоро залезли внутрь, что опасно ее раскачали. Четверо похватали по веслу, ударили в волны, и шлюпка, низко осевшая от дождевой воды, побежала к выходу из бухты. Пятый, кому не досталось весел, руками вычерпывал воду. Вдруг один крикнул «летит!», и все, побросав весла в уключинах, пригнулись к лавкам. Пайк не разглядел, что летело на них, но пригнулся вместе со всеми. Ему на спину плеснула волна, он выпрямился, осмотрелся – остальные тоже. Вокруг на сильной зыби все ходило ходуном, дождь лил, не щадя. Пайк закричал: «Вычерпывай! На весла!» - и наконец-то услышал свой голос.

«Память герцога Мальборо» встала кормой к волнам, и потому на каждом крупном гребне ее подбрасывало, как легонький девичий зад от шлепка. Капитан Литтл-Майджес носился по палубе и уже около часа пытался развернуть корабль носом, но ветер и волны, словно заколдованные, меняли направление каждую минуту.

Шлюпку пришвартовали не с первой попытки. Пайк встал принять конец с борта, оперся рукой о доску обшивки и ощутил ту же низкую вибрацию, подобную органной, как в землянке на острове. Теперь это всего лишь ветер гудел в вантах, но Пайк успел подумать, что судьба человека, обусловленная его слабой уязвленной грехом природой, - нигде не быть в безопасности.

– Ну что вы там копаетесь?! – крикнул сверху капитан.

– Уже поднялись! – крикнул Пайк и страшно закашлялся.

Джек Морда встал, раскинул руки, припал к борту и звучно поцеловал сочленение досок.

– Бога благодари, дурак, -- сипло сказал ему Пайк и снова зашелся в кашле.

На подъеме возникло замешательство: каждый хотел влезть первым.

– В очередь, опарыши! – руководил ими сверху капитан, - Первым идет офицер.

– Я немного занят, - едва выговорил Пайк в перерывах между приступами жгучего першения в глотке.

– Тогда первым идет Тупой Джек, а Джек Морда стучит офицера по спине.

– За что я тебя ценю, Майлз, - с трудом произнес Пайк, пока получал тумаки между лопаток, - Ты умеешь… Одним словом, ты умеешь.

– Раз офицер переговаривается, значит, уже не так занят, и идет вторым.

Лейтенант поднялся, кэп подал ему руку и помог влезть на палубу.

– Вот это у тебя украшение, - сказал Литтл-Майджес и оттянул заляпанный грязью воротник с шеи Пайка. – Тебя повесить пытались? Я считаю, давно пора.

– На нас напали, - ответил лейтенант. – Я думаю, там засадная база французов.

– Обалдеть. Иди пиши рапорт. Вернемся, бог даст, через недельку – может, нам премию дадут.

– Какие французы! – крикнул только что вскарабкавшийся наверх Джек с Носом. Пережитый страх заставил его поверить в то, что он такой же человек из плоти и крови, как офицеры, и отнял представления о субординации.

– Это не были люди! – закричал он чуть не со слезами.
– У них глаза горели в темноте! Они мне ухо откусили!

Капитан заставил Джека повернуться и обнаружил, что левый рукав у него действительно обильно полит кровью, а ухо надорвано от края к середине.

– Все ты врешь, ухо на месте, его теперь даже можно считать за два, - сказал кэп, и по его выражению было бы сложно понять, как он отнесся к услышанному.

– Информацию о горящих глазах не подтверждаю, - сказал Пайк сипло. – Атаковали они нас в темноте, это правда, но я не думаю, что темнота была частью их тактики. Возможно, только благодаря темноте мы и смогли эвакуироваться. Они превосходили нас численно.