В конце ХХ столетия Россия стала постепенно уходить с ледового материка. Одна за другой станции сворачивались (консервировались или даже полностью ликвидировались). И вот теперь доживает свои последние дни наша последняя не законсервированная станция Беллинсгаузен. Какая историческая ирония: с мореплавателя Беллинсгаузена начиналось наше знакомство с Антарктикой, а станцией Беллинсгаузен завершается её освоение!

У России свои трудности, однако бытует мнение, что Антарктида и вовсе не нужна человечеству. Погода и измерения магнитного поля Земли? Так спутники, оснащённые суперсовременной аппаратурой, могут с успехом заменить наземные полярные станции! Полезные ископаемые (а в Антарктиде под многокилометровой толщей льда есть вся таблица Менделеева)? Так промышленное использование месторождений угля или нефти на шестом континенте попросту нерентабельно — дешевле извлекать золото из морской воды! Оживлённого торгового судоходства в антарктических водах нет, корабли редко посещают знаменитые «ревущие сороковые» широты, а уж в «неистовые пятидесятые» и вовсе не забираются. Широкомасштабная охота на китов давно запрещена, и промысловым судам нечего делать в Южном океане (несколько периодически добывающих криль траулеров не в счёт). Так ради чего закапывать солидные деньги в вечный лёд Антарктиды, коль скоро их можно вложить куда-нибудь гораздо выгоднее — с осязаемым экономическим эффектом?

В шестидесятые годы прошлого века разрабатывался проект орошения безводных пустынь внутренней части Австралии. Для этого предполагалось буксировать из Антарктики заранее выбранные айсберги, затаскивать их в специально оборудованные бухты на побережье Австралии, а полученную при таянии ледяных гигантов пресную воду подавать на поля. Долго считали и пересчитывали, судили да рядили, наконец, сочли проект слишком дорогостоящим (и вообще фантастическим!) и отказались от его реализации.

Конечно, урожай картошки в Тамбовской области не возрастёт оттого, что геологи на шестом континенте найдут под материковым льдом очередное пресное озеро. И курс ценных бумаг РАО ЕЭС и котировки доллара на Межбанковской валютной бирже не изменятся, если будет составлена точная и подробная физическая карта собственно Антарктиды — то есть самого материка со снятой ледяной «корочкой». Но ведь существует такое понятие, как перспектива. Кто знает, что вдруг понадобится человечеству через тридцать-сорок лет, и не станут ли бесполезные ныне огромные антарктические запасы замороженной пресной воды величайшей ценностью? Да и насчёт сиюминутной выгоды: именно над Антарктидой была обнаружена знаменитая «озонная дыра» в земной атмосфере, учёные забили тревогу, и все страны мира пришли к выводу о необходимости ограничения неконтролируемого выброса фреона в атмосферу нашей планеты. Спутники — спутниками, а станции — станциями.

Человечество не может и не должно останавливаться в своём развитии, а развитие всегда связано с познанием нового и неизведанного (даже если это не сулит немедленной и высокой прибыли). И поэтому русские вернутся в Антарктиду — обязательно вернутся.

Ледовый материк скрывает массу тайн — в журналах антарктических экспедиций можно найти сведения о загадочных явлениях, объяснений которым так и не было найдено. Есть гипотеза, что Антарктида была известна людям многие тысяч лет назад, и что под слоем льда скрываются следы древнейшей цивилизации, достигшей расцвета уже тогда, когда по Европе ещё бродили кучки одетых в звериные шкуры охотников на мамонтов и шерстистых носорогов. Может быть, это действительно так…

Кронштадт лета 1919 года являл собой зрелище грустное.

Балтийский флот, оставивший все свои передовые базы, вернулся в своё родовое гнездо в Финском заливе — туда, откуда двести лет назад вылетали на морские просторы белокрылые петровские фрегаты. Численно — на бумаге — в 1919 году флот этот представлял собой внушительную силу: в феврале-мае 1918 года из Гельсингфорса в Кронштадт удалось вывести свыше двухсот тридцати боевых кораблей и судов. Дредноуты, крейсера и эсминцы прошли, обдирая стальную кожу обшивки, сквозь тяжёлые льды Финского залива и замерли, упершись бронированными спинами в кронштадтские пирсы, прикрытые орудиями фортов.

Корабли были, однако флота не было: его сложный механизм не выдержал ударных нагрузок, обрушенных революцией на всю страну. Корабли не могут жить без нефти и угля, без снарядов и продовольствия, без ремонта и организации, превращающей эти железные конструкции, способные держаться на воде и передвигаться, в грозную силу, имя которой — военно-морской флот. В 1919 году в Кронштадте ничего этого не было, точнее, было, но в явно недостаточном количестве.

И главное — люди, тот необходимый компонент, без которого нет (и не может быть) ни армии, ни флота, ни дела, ни государства. Людей не хватало: на кораблях Балтийского флота был большой некомплект личного состава. Часть матросов, воодушевлённая идеями мировой революции и грядущего счастья для всех и каждого, отчаянно дралась на фронтах гражданской войны с белогвардейцами, не менее отчаянно дравшимися за свои идеалы; часть подалась в родные деревни делить землицу или ловить рыбку в мутной водичке; часть, наименее энергичная, отсиживалась на полумёртвых кораблях (подальше от разноцветной всероссийской смуты) в ожидании лучших времён.

Ещё хуже обстояло дело с командным составом. Одни офицеры были перебиты матросами, сводившими старые счёты с ненавистными «золотопогонниками»; другие бежали к белым или за границу. Остались единицы — из числа тех, кто приняли Советскую власть, искренне веря, что она принесёт их стране светлое будущее. Эти люди, для которых слова «флот» и «Россия» не были пустым звуком, продолжали нести службу на своих кораблях. А это было совсем не просто: на «бывших» косились, и малейшая их ошибка расценивалась как предательство (со всеми вытекающими отсюда последствиями). Понятие «дисциплина» было отменено как «старорежимное», и сплошь и рядом бравые «красные военморы» вместо того, чтобы выполнять боевой приказ, собирали митинг, на котором долго и нудно обсуждалось, а надо ли его выполнять.

Всё это привело к тому, что некогда сильный и сбалансированный Балтийский флот усох до размеров ДОТа — Действующего Отряда, — в состав которого входили линейные корабли «Петропавловск» и «Андрей Первозванный», крейсер «Олег» и несколько эсминцев, тральщиков и подводных лодок. Одна из этих лодок называлась «Пантера».

Заложенная 3 июля 1914 года в Ревеле, подводная лодка «Пантера» была спущена на воду 16 апреля 1916 года, 23 июля вступила в строй, а спустя две недели вышла в первый боевой поход. Таких походов за годы Первой Мировой войны она совершила несколько, но все они были безрезультатными — лодка ни разу не вступала в боевое соприкосновение с противником. «Пантера» принадлежала к лодкам типа «Барс» — к многочисленной серии лодок Бубнова, насчитывавшей 24 единицы.

Подводная лодка типа «Барс»

По тем временам «барсы» были очень неплохими лодками, не уступавшими по своим тактико-техническим характеристикам субмаринам других стран. Надводное водоизмещение «Пантеры» составляло 650 тонн, подводное — 780 тонн; длина 68 метров, ширина 4,5 метра. Два дизеля по 250 л.с. и два электромотора по 450 л.с. позволяли подлодке развивать скорость надводного хода до 12 узлов [5] , подводного — до 9 узлов при дальности плавания 2500 миль над водой и 30 миль под водой (полным ходом без подзарядки аккумуляторной батареи). Вооружение состояло из двенадцати 457-мм торпедных аппаратов (четырёх внутренних — два в носу и два в корме — и восьми решётчатых наружных Джевецкого), двух орудий (калибром 75 мм [6] и 37 мм) и зенитного пулемёта. Экипаж насчитывал 33 человека.