А договор у них был такой: девчат не выбирать. Выходит первая, первый ее принимает, выходит вторая — второй принимает, какая б ни была, — дескать, потом разберемся…

Они, паршивцы, заранее между собой номера установили.

Как только на подножках появились первые девушки… Господи! И куда подевалась удаль молодецкая?! Оробели мои строители… Засмущались, покраснели… Как-то неловко тыкали «суженым» цветы… А один по-гусарски щелкнул каблуками, будто шпорами, и, согнувшись в три погибели перед дамой, поцеловал руку… Ну, умора!.. Тут бабахнули пробки из шампанского… И запланированный парткомом митинг — в тарары…

Бочкин глотнул винца. Потом, словно ни Салтыкова, ни меня, ни операторов Геннадия Цекавого и Виктора Якушева нет здесь и вовсе, обратился к Заклунной:

— Милая вы Валерия Гаврииловна! Пожалуйста, покажите в «Сибирячке» этих ребят и девчат. Тогда будет все натурально, как в жизни…

Заклунная, не шелохнув ресницами, улыбаясь, продолжала с восторгом смотреть на знаменитого гидростроителя. И… молчала…

После этой встречи нашу Валерию словно подменили: стала свободнее, раскованнее, общительнее. А я все больше убеждался: она — Катерина. Да и азарт взыграл во мне, этакий режиссерский зуд — показать актрису совсем в другом качестве, может, в том, какого она и сама в себе не подозревает.

И действительно, в работе над фильмами «Любовь земная», «Судьба» и «Особо важное задание» (где она исполняла главную роль — жены моего героя) Валерия предстала передо мной совершенно другим человеком — раскованным и даже бесшабашным. Порой удивляла меня неожиданными поступками. Ошеломляли ее хлопоты, дела, не имеющие, как мне тогда казалось, к творчеству никакого отношения.

Признаться, поначалу нередко я тихо бесился… Да что же это за чертовщина! Ждешь, ждешь артистку на репетицию, а она с поезда — вихрем в кабинет, сумку — на пол, плащ — влево, шарф — вправо и, как дитя малое, радуется:

— Дядя Женя!.. Поздравьте меня!..

— С чем еще? — пытался я подыграть ее возбуждению, чтоб не испортить ей и себе настроение перед съемкой.

— Вчера на птицеферме достала для театра три ящика бройлерных цыплят!..

А то и того лучше:

— Зная вашу слабость, привезла вам соленый арбуз!..

Или:

— У моей подружки артистки Назаровой завтра сыну исполняется год. Вот связала ему шапочку, варежки и чулочки!..

В зелени ее глаз вижу: «Ну, скажите, что я молодец!»

И я хвалил. Хвалил, потому что искренне радовался порывам ее душевной щедрости. Она — такая! «На»— это ее органика, это ее дыхание.

Любопытная деталь. С такой удалью Валерия врывалась на съемку тогда, когда на площадке предстояло играть именно это настроение, это состояние. А вот перед съемкой эпизода «расстрел Катерины» актриса вышла из вагона поезда, села в машину, появилась в гримерной, на репетиции полной противоположностью той Валерии, что умела ликовать по любому, даже по чепуховому поводу, — грустная, строгая, собранная… Даже отрешенная… Думаю, поначалу она интуитивно, а позже уже осознанно, как мастер, умела подчинять жизнь сцене, экрану. Это — самодисциплина. Прелестное для артиста качество.

Если уж пооткровенничать — скажу: ревновал и ревную ее к сцене. Там она лучше, могучее! В спектаклях «Леся Украинка» и «Осенние скрипки» во всю мощь раскрывался ее подлинно трагический талант. Сцена — естественное, непрерывное течение жизни. Актриса, не насилуя свою природу, без напряжения, легко и незаметно для себя самой, может достичь апогея чувств.

Съемочная площадка, даже при самом искреннем желании создать творческую атмосферу, не является таким полем, как сцена. Здесь актеру волей-неволей приходится «рвать» свои эмоции клочками — в кадрики, в ракурсы…

В октябре 1997 года в Киеве на сцене родного Валерии Заклунной театра состоялся ее бенефис. Бенефициантка выступала в роли Варвары Васильевны в спектакле по пьесе Сургучева «Осенние скрипки». Зрители завороженно следили за напряженной, полной трагизма жизнью героини Заклунной. Все мы словно боялись прозевать хоть одну искорку из того пламени вдохновенной игры, что демонстрировала актриса. Варвара Васильевна жертвовала своей любовью, а Заклунная жертвовала, во всяком случае так казалось, своим здоровьем во имя искусства. Валерия, я знал, способна на жертвы.

На одном из профсоюзных съездов Украины она совершила невероятное — критиковала министра культуры!.. Критиковала без намеков — напропалую! Да еще, представьте себе, в присутствии Первого секретаря ЦК КПУ В.Щербицкого! Хотя уже и наступило перестроечное время, но это выступление было — как разорвавшаяся бомба. Осколком задело и самого оратора. Довольно долго пришлось быть Заклунной в непочтении, в опале, в забвении…

Зная, как, должно быть, ей трудно, я спросил ее в один из своих кратковременных заездов в Киев: