Или должна была бы быть эффективной. Но проходили недели, солдатам нечем было заняться, кроме патрулирования реки, муштры и тренировок, вечерних поверок, парадных маршей и инспекций, и они начинали подумывать о дезертирстве.

И еще они сходили с ума. Напивались и стреляли в товарищей. Крали. Мы не могли муштровать их непрерывно, а когда предоставляли им свободное время, они заражались хандрой.

В тот день, когда 501-й батальон дошел до крепости Вирсавия, он был измотан в боях и четверть его состава числилась в списке потерь. Батальон был измучен, но боевой дух — высок. Теперь, всего несколько месяцев спустя, в этом сильном, обученном, хорошо организованном подразделении, где солдат хорошо кормили — они чувствовали себя несчастными.

Я увидел солдата, который писал на стене помещения для рядовых «НЭПР». Когда я вошел, он поставил ведерко с краской и вытянулся.

— И что это должно означать, Хора? Он стоял прямо, как шомпол.

— Сэр, это значит: «Нашел этот подлинный рай».

— А что случится, если главный старшина найдет рядового Хору, раскрашивающего стену?

— Камера, лейтенант.

— Если повезет. Более вероятно, тебе придется выкопать яму и просидеть в ней неделю. Хора, я иду в клуб выпить. И когда вернусь, надеюсь, на стене не будет никакой краски.

Дин рассмеялся, когда я рассказал ему об этом.

— Значит, уже. «Ненавижу этот проклятый режим». Парень не шутит.

— Еще шесть недель, и я тоже начну раскрашивать стены, — сказал я. — Только я буду их красить во дворце губернатора.

— Тебе придется встать в очередь, — ответил Дин.

— Черт возьми, Дин, что нам делать? Унтер-офицеры так строги, что мне пришлось сделать замечание, однако если мы ослабим дисциплину, все на самом деле распадется.

— Да. Ты говорил об этом с Фалькенбергом?

— Конечно. Но что он может сделать? Нам нужна схватка, Дин. Никогда не думал, что могу так сказать. Считал вздором все, что нам говорили в Академии о le cafard и о том, что при этом теряется больше людей, чем в боях, но теперь я в это верю.

— Подбодрись, — сказал Дин. — Сегодня дежурный офицер Луис, и я только что узнал у него новость. Наша рутина прерывается. Завтра сам губернатор Хьюго Суэйл нанесет визит доблестному 501-му. Не сомневаюсь, он принесет твою медаль.

— Хорошо. Но я предпочел бы, чтобы он принес нам хорошую войну.

— Дай ему время, — ответил Дин. — Судя по тому, как эти проклятые торговцы из Гармонии выжимают сок из фермеров, те готовы восстать.

— То, что нам нужно. Кампания по усмирению фермеров, — сказал я. — Бедняги. Получают со всех сторон. Осужденные называют себя сборщиками налогов. А теперь ты говоришь, что купцы из Гармонии…

— Да, — подтвердил Дин. — Добро пожаловать на славную службу Совладению.

Баритон главного старшины Огильви разносился по плацу крепости Вирсавия.

— Батальон, смирно! Знаменосцы — фронт и центр — марш!

Это сюрприз. Только что губернатор Суэйл вручил мне военную медаль. Это, конечно, не награда Земли, но я немного гордился ею. А теперь вдоль строя идут знаменосцы.

— Слушать приказ, — сказал Огильви. — За смелость перед лицом врага рота А 501-го временного батальона получает благодарность в приказе и почетные нашивки. По приказу адмирала Сергея Лермонтова, командующего флотом, сектор Круцис.

«Кусочки ткани и металла, но люди умирают за них, — подумал я. — Старая военная игра. Как это все глупо». Мы подняли головы, глядя на солдат, проходящих мимо трибуны торжественным строем.

Фалькенберг отыскал пять человек, которые умели играть на волынках — или утверждали, что умеют (как определить, верно ли они это делают?) — и те сами изготовили инструменты. Теперь они с громкими звуками обходили стол в офицерской столовой крепости Вирсавия. Официанты разносили виски и бренди.

Губернатор Хьюго Суэйл старался держаться вежливо и не проявлять отчаяния, когда волынщики проходили мимо него. Но вот они смолкли.

— Думаю, пора присоединиться к дамам, — сказал Суэйл. Он явно испытал облегчение, видя, что Фалькенберг встал.

Мы отправились в гостиную. Ирина привезла с собой еще одну девушку, гостью из района ферм. Я решил, что девушке лет девятнадцать. Каштаново-рыжие волосы и голубые глаза. Она была бы очень красива, если бы не загнанный вид. Ирина представила ее как Кэтрин Малколм.

Губернатору Суэйлу ее присутствие, очевидно, не нравилось. Он вообще был странным маленьким человеком. Никакого сходства с Ириной, ничего такого, что заставило бы предположить, что он ее отец. Низкорослый и полный, почти совершенно лысый, с морщинистым лбом. Говорил и жестикулировал нервно. И так явно не одобрял присутствие Кэтрин, что, как мне показалось, только угроза снова услышать волынки могла привести его в ее общество. Мне стало любопытно: почему? Не было никакой возможности поговорить с кем-нибудь из них за обедом.