— Вотъ вамъ на праздникъ, проговорилъ онъ, давая имъ по два двугривенныхъ. — А гд Васька?

— Да онъ въ лавочку убжалъ. Матрена Ильинишна его послали.

— Ну ладно, вотъ передайте ему. Да хозяйка вамъ подаритъ по рубашк. Что-жъ словно пни стоите? Благодарите!

— Благодаримъ покорно! проговорили мальчики и бросились къ рук хозяина.

— Не нужно мн вашихъ лизаній, отвчалъ онъ, впрочемъ не отнимая руки. — Старайтесь. Что-жъ, скоро-ли самоваръ-то? — обратился онъ къ жен, которая суетилась около печи.

— Сейчасъ, Степанъ Ивановичъ, пообождите; вотъ ужъ кажется закиплъ. Сейчасъ. едоръ, подавай на столъ.

Черезъ четверть часа въ зал на стол пыхтлъ самоваръ, горли дв свчи. Матрена Ильинишна разливала чай; у стола сидли дв хозяйскія дочери-погодки, лтъ шестнадцати. и маленькій сынъ. Степанъ Иванычъ важно прихлебывалъ чай съ блюдечка и велъ разговоръ съ молодцами, которые сидли на стульяхъ около стны и пили кофей. Въ этотъ день молодцы пьютъ чай и кофей съ хозяиномъ.

— Что-жъ, торговали еще не такъ худо передъ праздникомъ, говоритъ хозяинъ:- по началу я думалъ, что и этого не будетъ. Все-таки ежели сравнить съ прежними годами, то никакого подобія нтъ; бывало народъ валомъ валитъ.

— Это точно-съ, Степанъ Иванычъ, ежели сравнить лтъ пятокъ назадъ, то и подобія нтъ-съ, — поддакиваетъ старшій молодецъ. Теперича примромъ хоть-бы тулупъ….

Прихлебываетъ кофей.

— Извстно, тулупы насъ поддержали, робко вмшивается въ разговоръ другой молодецъ:- хошь бы у Птицына: тулуповъ не было, у насъ запасъ… Ну, извстно, время морозное…. деревенскій человкъ въ деревню детъ…. Ну, и торговали. Тулупъ ужъ такая вещь….

— Тоже въ маленькой лавк ситцами хорошо торговали, потому что Ермакъ-съ [5] отличается; такой ситецъ выпускаетъ, что хошь-бы имъ Лизавет Степановн носить-съ: узоръ подходящій, и все эдакое…..

— Какже-съ, Ермакъ теперича ни Цынделю, ни Царев не уступитъ. Тоже вотъ третьеводнясь Карлъ Богданычъ пришелъ въ лавку, иностранные ситцы предлагалъ, — я докладывалъ вамъ. Раскинулъ я это передъ нимъ Ермака, такъ Карлъ Богданычъ долго на манеръ любовался.

Но какъ ни пріятенъ быль разговоръ съ хозяиномъ, молодцы душевно желали удалиться; имъ было какъ-то неловко. Одинъ за другимъ поставили они на столъ опрокинутыя кверху дномъ чашки и поблагодарили хозяина.

— Пейте еще.

Молодцы отказались.

— Мы пойдемъ, Степанъ Иванычъ….

— Ступайте, гуляйте; только раньше домой приходите. Да не кераться! [6]

Живо начали въ молодцовой выдвигаться изъ-подъ кроватей сундуки; растворился шкафъ и выпустилъ на свтъ божій праздничныя одежды молодцовъ. Живо закипла работа: кто чиститъ сертукъ, кто натираетъ шляпу, кто передъ зеркаломъ повязываетъ галстукъ — подарокъ конторщика.

— Ты куда, Вася? спрашиваетъ Никандра, повязывая себ галстукъ;

— Къ тетк схожу сперва, да потомъ къ Петру Семенычу Рылову: онъ мн сродни приходится.

— А посл?

— Посл въ Палкинъ; приходите, братцы. Веселе будетъ.

— Нтъ, мы въ Баварію.

— Рыло поскоблить надо! говоритъ одинъ изъ молодцовъ. обладающій прапорщицкими усами, и третъ себя по подбородку.

— И мн нужно; зайдемъ вмст и подовьемся. На уголъ пойдемъ: тутъ лихая цирульня. О троиц меня такъ завили, что недлю завивка стояла; эдакими вавилонами на вискахъ и баранами на затылк.

— Ужъ нашелъ цырульню! — яманистая! [7]

— Вася! дай мн галстучка надть: у тебя два.

— А нешто теб Карлъ Богданычъ не далъ?

— Нтъ; я у него фуфайку байковую вымаклачилъ.

— Да вдь ты его истаскаешь, виномъ зальешь!

— Не залью, лшій!

— Да право жалко….

— Ну дай, я теб дв бутылки пива поставлю.

— Ну, пожалуй, бери.

И мна совершилась. Вскор молодцовая опустла. Обитатели ея разбжались.

Черезъ полчаса Никандра и Петра, завитые какъ крымскіе бараны, стояли у подъзда парикмахерской и нанимали извозчика.

— Да куда же, купцы, прикажете?

— Петра, куда подемъ?

— Да что тутъ разговаривать! Валяй куда глаза глядятъ.

— Ну что, до трехъ часовъ много-ли возьмешь?

— Три рублика, господа купцы, безъ лишняго.

— Ну, Петра, что-жъ, растопимъ что-ли? Идетъ пополамъ? Ужъ все, значитъ, такъ и будемъ вмст здить.

— Валяй!

Молодцы похали.

— Куда же, купцы? спросилъ извозчикъ.

— Да прямо.

— Нтъ, погоди, перво задемъ въ погребокъ. Постой на-право!

— Петра, глянь-ко: никакъ наши дутъ!