У Жорика была своя торговля, у Ани своя. Они пересекались только в постели, и это было единственное, что их связывало.

Даже ели они отдельно. Аня не выносила жирную и вредную для здоровья пищу Жорика, а он не мог есть ее воздушные салаты и прочую некалорийную ерунду, от которой его тошнило.

Разговоров общих они почти не вели.

Аню такая жизнь совсем не устраивала, она сделала попытку все изменить, но Жорик отказался, да и ей, казалось, легче стало после этого.

Козлицыной, правда, становилось иногда страшно от осознания того, что живет она с этим человеком ради одного – чтобы было с кем переспать.

А Жорик к тому же в последние месяцы перестал ею интересоваться.

И Аня заметила вдруг, как он смотрит на других женщин и как ей больно оттого, что кто-то может стать ему важнее в постели, что кто-то заменит ее.

Изменял он или нет, она не знала, но ожидала измен и боялась…

…Пока они ехали, Жорик задремал.

Чувства Козлицыной скакали пинг-понговыми шариками по неровному асфальту. Ей хотелось и остановить машину, и в то же время гнать ее еще быстрее и быстрее, чтобы уехать подальше от той девицы.

Посмотрев на себя в зеркальце заднего вида, она поморщилась и чуть не плюнула в свое отражение.

Недовольная гримаса отразилась на ее лице, на миг исчезла и вернулась снова.

– Я тебе не нужна! – сказала Аня вслух, а потом крикнула. – Да ответь же! Я тебе не нужна больше?!

Жорик спокойно открыл глаза. Ветерок поддувал справа и колыхал на плече его футболку. Он посмотрел на Аню и тяжело вздохнул.

– Зачем ты это у меня спрашиваешь? – спросил Жорик. – Что я могу тебе ответить?

Аня нажала на тормоз.

На большой скорости машина долго не могла остановиться – хорошо еще, что они ехали по почти пустому пригородному шоссе.

Машину занесло, она развернулась и встала поперек дороги.

– Кто она? – закричала Козлицына и закрыла руками уши, будто не хотела слышать ответ. – Кто она? – крикнула Аня еще раз.

– Вот тебе уже двадцать четыре года, а ведешь себя, как пятнадцатилетняя! – поучительно сказал Жорик. И вдруг заорал. – Все, жизнь закончилась! Полный привет! – он подавился и закашлялся, продолжая орать сквозь кашель. – Больше ничего на свете нет! Да? Все сама решила?! Полслова от тебя не услышишь! И вот тебе раз – кто она! Это сейчас главное, да?

Он вытер ладонью лоб и провел рукой по волосам.

Аня сидела, одеревенев, и держалась за руль обеими руками, словно боясь его отпустить и упасть в пропасть.

От испуга она почувствовала, что ее мысленная лента подвергается жестокой перфорации, словно сотни игл то и дело вонзаются в нее – снова и снова в те же места, причиняя нестерпимую боль.

Ей хотелось что-нибудь сказать, но вязкий страх и горечь обиды, усиленные Аниным воображением, так сдавили ей горло, что она не могла издать ни звука.

А Жорик все что-то орал, пока, наконец, не успокоился и опять не замолчал.

Аня развернула машину и повела ее обратно в город.

Они не говорили друг другу ни слова всю дорогу.

Козлицына остановила машину около желтого двухэтажного дома и вышла на улицу.

Она оглянулась на Жорика: он постукивал по сидению пальцами и смотрел в окно.

Аня подождала, потом поняла, что он не повернется к ней, и быстрым шагом вошла в раскрытую дверь здания.

У столика сидела за стеклом пожилая женщина и разгадывала кроссворд.

Аня подошла к ней, наклонилась к окошку и негромко сказала:

– Простите, вы меня не помните?

Дежурная подняла голову и, вглядевшись в Козлицыну, покачала головой:

– Не-а! А что?

– Ну, как же, милая женщина! – растерянно протянула Аня. – Как же? Вы же дежурили, когда я уходила!

– Ну, так и что? – недоуменно и раздраженно ответила женщина. – Не могу всех я помнить! Вона вас сколько!

– Да Господи! – закричала Аня и опустилась на корточки; удивленная дежурная даже привстала.

Она выглянула в окошко и посмотрела вниз, чтобы видеть Аню.

– Девушка, вы чего? – испуганно спросила дежурная. – У вас чего-то пропало? Оглашенная прямо!

Козлицына поднялась, собралась с силами и мыслями, и, наконец, выдавила:

– Я хочу ребенка обратно! Я отказываюсь от отказа! Я хочу его вернуть себе! Куда мне обратиться? К кому? Я же рожала здесь неделю назад! Неужели вы не помните?!

Дежурная ошарашено присела на стул и повертела пальцем у своего виска.

– Ты что? Дура, что ли? – сказала она.

Аня заплакала.

Слезы лились непрерывным потоком. Она что-то умоляюще бормотала, почти выла.

В это время в приемный покой зашел Жорик, увидел рыдающую Аню и сказал дежурной:

– Пожалуйста, вызовите какого-нибудь, как у вас там, врача! Видите, жена перенервничала! Есть у вас успокаивающее какое-нибудь?!

Он наклонился к Ане и взял ее за руку.

– Ну, может, мы пойдем? – спросил он у нее и повторил еще раз. – Ну, пойдем, а?

Аня кивнула, вытирая пальцами глаза.

– Извините, – еле слышно проговорила она. – Что-то я совсем не того.

Жорик вывел Козлицыну из роддома и посадил в машину, сам сел за руль и они отъехали.

Посвистывая, Жорик вел машину на невысокой скорости.

Аня сидела, уткнув голову в колени, она уже не плакала. Веки ее чувствовали гладкую поверхность брюк.

– Тебе что, ребенок так нужен? – помолчав, спросил Жорик усталым голосом.

Аня отрицательно помотала головой и тихо сказала:

– Я просто подумала: если ты уйдешь, я ведь останусь совсем одна…

– Не переживай! – усмехнулся муж. – Спать я с тобой буду! А что тебе еще-то от меня надо?

Она взяла его за локоть, подтянулась ближе, чмокнула в щеку и погладила ладонью его волосы.

Жорик сморщил левый глаз, который не видела Козлицына, и повернул руль вправо.

Он остановился около магазина. Аня выскочила из машины и быстро поднялась на второй этаж…

Через десять минут она вышла с большим пакетом.

Каблуки стучали неровно.

Создавалось впечатление, что кто-то ходит по кругу, все время возвращаясь в одну и ту же точку.

Борис выглянул в окно, спрятавшись за занавеску.

Она приплясывала внизу.

Ей казалось, стоит только прийти сюда, и все изменится. Но он не впускал ее, даже дверь не открывал. Звонила четыре раза, кричала – ни в какую. Что-то она чувствовала, поэтому и примчалась сразу после экзамена.

Борис курил на кухне.

– Кто это? – спросила Лена, сидевшая в одной футболке тут же рядом, на столе.

– Да так! – уклончиво бросил Борис. У него болел зуб, поэтому за час он умудрился выкурить целую пачку сигарет, и сейчас засовывал пустую коробку в мусорное ведро. – Да ничего у меня с ней… Кончено все…

Он отвел глаза от вопросительного взгляда Лены. Губы ее начинали недобро подрагивать.

– Не психуй, – мягко попросил Борис, – не надо. Это все пустое.

– Но она же торчит здесь! – руки Лены теребили футболку. – Что ей надо?

Борис еще раз посмотрел в щелку между занавесок. Венера сидела на поребрике и смотрела то в одну сторону, то в другую.

– Ждет, – сам себе объяснил Боря.

– Кого? – накручивала себя Лена.

– Да так, – Борис вышел из кухни и хотел было спуститься вниз, на улицу, но все-таки вернулся и взял Лену за руки. – Ты полежи чуток, поспи еще. Я выйду, разберусь… Неудобно как-то.

– Я с тобой, – спохватилась Лена. – Я тоже хочу знать.

– Чего тут знать? – Борис сел на табуретку. – Необязательно это.

Лена, однако же, пошла собираться. Она оделась, собрала свои длинные русые волосы в хвост и вернулась на кухню.

Борис думал. То, что они не разговаривали, делало атмосферу натянутой и нереальной. Но ему совсем не хотелось впутывать в свои дела Венеру, поэтому он сделал еще одну попытку упросить Лену остаться.

– Я все-таки сам должен, понимаешь! – уговаривал он. – То есть это, понимаешь – как бы помягче сказать? – не твое дело.

– А что мое? – сердито спросила Лена. – Пробивать твое личико на телевидении?