Снаружи послышался звук шагов, в комнату со свистом ворвался ветер. Захлопнув за собой дверь, Макки бросил на пол седельную сумку.

— Ну и замерз же я, — пробормотал он.

Сидя на кровати, Андреа наблюдала за тем, как он скомкал газету, положил дрова в печь и затем чиркнул спичкой. Комната на мгновение озарилась желтоватым светом, в воздухе остро запахло серой, и тут же дрова весело затрещали в печи. На душе у Андреа сразу стало приятно и спокойно.

Мэдисон одним движением стянул с себя мокрую рубашку и разложил ее на полу у дровяной плиты.

— Скоро здесь станет теплее, — сказал он, растирая замерзшие руки, потом наклонился, подбросил в печь еще одно полено и стал раздувать оранжевое пламя.

Андреа жадно смотрела на него, на то, как он двигается и как его мускулы при каждом движении играют под бронзовой кожей. Она забыла о том, что замерзла, что голодна, что не имеет возможности ни принять ванну, ни переодеться: инстинкт, древний как жизнь, завладел ею. Казалось, она умрет, если не получит того, что хочет.

Андреа встала и медленно, словно завороженная подошла к своему спутнику.

Присев возле топки, Мэдисон энергично орудовал кочергой.

— Сейчас согреемся! — Он повернул лицо к Андреа и замер. Она казалась такой хрупкой в большой, не по размеру, сорочке, влажные волосы ее завивались золотистыми колечками, голубые глаза были широко распахнуты, и в них он читал то, чему еще не в силах был поверить.

Взгляд его скользнул вниз, задержавшись на ее обнаженных бедрах. Мэдисон поспешил отвести глаза. Как он мог тешить себя подобными фантазиями, когда только что из-за него она оказалась в беде? Однако от одной мысли о том, что под этой рубашкой на ней ничего нет, пульс его учащался, а дыхание сбивалось.

Откашлявшись, он протянул руки к огню.

— Мне чертовски жаль, что из-за меня ты попала в такую переделку.

— А мне нисколько, — тихо ответила Андреа и, медленно расстегнув рубашку, распахнула ее.

— По-моему, этой одежды нам хватит на двоих…

Желтоватые отблески пламени плясали на ее теле. Мэдисон жадно окинул взглядом округлую грудь, плоский живот, бедра, круто расширявшиеся от талии вниз, темный треугольник внизу живота. Ему трудно было поверить, что перед ним та самая недотрога, которую он так боялся спугнуть, в присутствии которой старался следить за каждым своим словом и взглядом. Ни время, ни место никак нельзя было назвать удачными, и в то же время он чувствовал, что именно здесь и именно сейчас все должно произойти, и это будет правильно и хорошо.

Загипнотизированный страстным призывом, светившимся в глазах Андреа, он подошел к ней вплотную, нежно коснулся ладонями ее лица и, заглянув ей в глаза, спросил:

— Ты уверена?

Андреа положила его ладони к себе на талию. Кожа ее была нежной как бархат и словно пронизана электричеством.

— Еще как.

Он боялся пошевельнуться, боялся вздохнуть, пока Андреа, коснувшись его лба, скользила губами вниз, до кончика носа. Наконец он, не выдержав, со стоном накрыл ее рот своим. Теперь его руки зажили отдельной от него жизнью, заскользили по ее телу известным им одним маршрутом. Андреа прижалась к нему, целуя его с той же жадной страстью, с которой он только что целовал ее. Соски ее восстали от прикосновения его твердой, поросшей жесткими волосками груди. Она и сама не понимала, как могла с такой легкостью переступить через опыт долгих восьми лет притворства, за которым скрывались растерянность и неуверенность в себе: пробужденная любовью чувственность, всегда жившая в ней, вырвалась из оков и перенесла ее на территорию, доселе ей незнакомую.

К реальности ее вернуло вполне земное ощущение — прикосновение его холодных и мокрых джинсов. Андреа неохотно отступила.

— Надо бы их снять, — пробормотала она, потянув его за ремень.

«Боже, неужели это и вправду я?» Она была потрясена собственной дерзостью. Мэдисон предоставил ей полную свободу действий, а сам в это время, снимая с нее рубашку, шептал:

— И это тоже нам совсем ни к чему.

Он помедлил немного, любуясь красотой ее тела, затем легко поднял на руки и отнес на кровать. Никогда еще он не желал женщины с такой силой. Стянув с себя сапоги и быстро сбросив остальное, Мэдисон наклонился к Андреа:

— Я никогда не видел женщины более красивой, чем ты.

Кровь застучала у нее в ушах, его ослепительная нагота заставляла учащенно биться сердце. Тени метались по его мускулистому телу, мужское естество выдавало остроту желания. Он сел рядом и, положив руку ей на грудь, стал ласкать один сосок, потом другой. По спине Андреа побежали ледяные мурашки, а под кожей словно загорелся огонь, когда он легко, едва касаясь, провел рукой вниз, до пупка и ниже, по внутренней стороне бедер, там, где нервные окончания особенно чувствительны. Он дразнил ее, лаская, пока она не застонала, не в силах более сдерживать себя.

Когда комнату осветила вспышка молнии, Андреа увидела глаза Макки, темные от страсти. Приподнявшись, она обхватила его за шею, погрузила пальцы в густые, с медным отливом волосы и потянула к себе, подставляя рот для поцелуя. Выгнувшись ему навстречу, она словно требовала ласкать ее там, откуда по телу распространялись горячие волны, где сосредоточился источник желания. Разочарованная тем, что Мэдисон словно сознательно избегал дотрагиваться до этого места, Андреа была сполна вознаграждена, когда он, накрыв ладонями ее грудь, нежно и умело стал ласкать набухшие соски, доводя ее чуть не до сумасшествия.