famlia
Шрифт:
Вовсе не обязательно было устанавливать связь сразу же после завершения месяца ожидания. На то, чтобы узнать друг друга получше и притереться друг к другу, вейле и её партнёру отводилось от трёх месяцев до полугода. При этом они не должны были беспокоиться относительно того, что они испытывали друг к другу, поскольку к тому времени их взаимные чувства должны были уже полностью проявиться. И эти чувства могли быть очень сильными, иногда даже слишком.
Люциус устало потёр виски. Он никак не мог понять, почему связь между его душой и душой Гарри начала формироваться столь стремительно. Но он прекрасно понимал, почему именно Гарри так мучается. Всё произошло слишком стремительно для него, его душа стала набирать силу слишком быстро, и, как и любой растущий организм, даже будучи бестелесным, её нужно было холить и лелеять. Взращивать в любви, радости и неге. Но Гарри отчаянно боролся со своими чувствами к Люциусу, потому что не мог их понять, и, что естественно, такие положительные эмоции, как любовь, непроизвольно осквернялись негативными - сомнениями, неуверенностью и гневом. Таким образом, не получая должного уровня положительных эмоций, быстро развивающаяся душа Гарри поглощала его же собственные силы, делая его слабым и страдающим от внутреннего холода. И, как предполагал Люциус, особенно сильно Гарри должен был мучиться одинокими ночами.
Установление связи всегда проходило гораздо тяжелее именно для партнёров, чем для самих вейл, которые были если и не подготовлены к предстоящим испытаниям, то хотя бы имели общее представление о том, что следует ожидать. Тем более было тяжело, если речь шла о случае, когда вейла и её партнёр - непримиримые враги. Тем более, когда партнёром выступает Гарри Поттер, а в качестве вейлы-полукровки - Люциус Малфой. Из того, что Люциус смог понять, Гарри наконец смирился со своей судьбой и пошел навстречу нуждам и желаниям Люциуса, но всё равно где-то в глубине души продолжал упрямо бороться со своими чувствами, хотя это и заставляло его ощущать слабость и холод. Люциус выругался. Эти подростки временами бывают такими упёртыми идиотами, да ещё и склонными к депрессиям и показательно-драматическим страданиям.
* * *
Ночь неспешно вступала в свои права, и Гарри уже в который раз сидел, забившись в угол кровати, дрожащий от пробиравшего до костей холода, и мысленно взывающий к Люциусу, чтобы тот поскорее пришёл и избавил его от этой мучительной агонии. Слезы медленно катились вниз по его щекам, и Гарри запел, надеясь, что заглушающие чары, наложенные на полог его кровати, смогут сдержать всю силу переполнявших его эмоций и не позволят им вырваться наружу. Он боялся, что если его голос прорвётся сквозь защитный барьер, чьё-то сердце может просто не выдержать этой атаки, поскольку сейчас его сердце буквально разрывалось от невыносимой боли, и у него не было никаких сил, чтобы хоть как-то контролировать выплёскивающийся из него поток эмоций. Он мог только петь и петь до тех пор, пока не появится Люциус. Он хотел забыть о том, что замёрз, что устал, что влюблён в человека, которого ненавидит или, вернее, которого ненавидел раньше, что, скорее всего, собирается прожить остаток своей жизни с этим человеком. Хотя невозможно было отрицать, что подобная перспектива временами казалась ему весьма соблазнительной, особенно когда он вспоминал о том, что прикосновения Люциуса могут исцелить его и освободить от этой ужасной боли. Он просто хотел, чтобы Люциус хоть чуть-чуть любил его. Это казалось таким странным - думать о том, что Люциус Малфой мог бы любить его, но всё же Гарри чувствовал, что если он хотя бы ненадолго поверит в такую возможность, то ему станет гораздо легче. В конце концов, после долгих споров с самим собой он пришёл к выводу, что не так уж это и плохо - принадлежать кому-то всецело и безраздельно. Кому-то, кто в состоянии позаботиться о тебе и уберечь от всех жизненных невзгод. Даже если этот кто-то - оголтелый собственник, сумасшедший ревнивец и агрессивный мерзавец Люциус Малфой, всё равно Гарри чувствовал себя слишком хорошо, чтобы продолжать ставшую бессмысленной борьбу. Люциус, Люциус, Люциус… Я снова буду петь для тебя:
I don't know where to find you
I don't know how to reach you
I hear your voice in the wind
I feel you under my skin
Within my heart and my soul
I wait for you
Adagio
All of these nights without you
All of my dreams surround you
I see and I touch your face
I fall into your embrace
When the time is right, I know
You'll be in my arms
Adagio
I close my eyes and I find a way
No need for me to pray
I've walked so far
I've fought so hard
Nothing more to explain
I know all that remains
Is a piano that plays
If you know where to find me
If you know how to reach me
Before this light fades away
Before I run out of faith
Be the only man to say
That you'll hear my heart
That you'll give your life
Forever you'll stay
Don't let this light fade away
No No No No No
Don't let me run out of faith
Be the only man to say
That you believe,
Make me believe
You won't let go
Adagio*
* Lara Fabian - Adagio
Я не знаю, где найти тебя
Я не знаю, как дотянуться до тебя
Я слышу твой голос в шуме ветра
Я чувствую тебя под своей кожей
В моём сердце и в моей душе
Я жду тебя
Адажио
Все эти ночи без тебя
Все мои мечты только о тебе
В этих мечтах я касаюсь твоего лица
Я падаю в твои объятия
И когда настанет наше время, я знаю
Ты будешь в моих руках
Адажио
Я закрываю глаза и вижу свой путь
И мне не надо больше умолять,
Я пойду по нему, сколько хватит сил
Я буду отчаянно сражаться
Ничего больше не надо объяснять
Я знаю, что всё, что осталось -
Фортепьяно, которое играет
Если ты знаешь, где найти меня
Если ты знаешь, как дотянуться до меня
Прежде, чем этот свет исчезнет
Прежде, чем я утрачу свою веру
Будь тем единственным человеком, кто скажет
То, что ты слышишь голос моего сердца
То, что ты подаришь мне свою жизнь
Что навсегда останешься со мной
Не позволяй этому свету исчезнуть
Нет Нет Нет Нет Нет
Не позволяй мне утратить мою веру
Будь тем единственным человеком, кто скажет
То, что ты веришь
И заставь меня поверить
Ты не должен меня отпускать
Адажио
«Это же мой котёнок поёт», - подумал Люциус, приземляясь на кровать Гарри, хотя сам хозяин, похоже, не обратил ни малейшего внимания на происходящее. Он сидел, свернувшись в жалкий калачик, совсем как маленький котёнок холодной зимней ночью, дрожа всем телом и тихо напевая, изредка глотая подкатывающие к горлу всхлипы. Люциус решил, что Гарри действительно был одним из тех, о ком говорилось в той старинной легенде, поскольку боль, наполнившая сердце Люциуса под звуки этой песни, была поистине огромной. Люциус рывком притянул Гарри в свои объятия и притиснул к груди, крепко обвивая руками своего драгоценного юного партнёра. Ощутив себя в кольце таких знакомых сильных рук, Гарри немедленно расслабился и почувствовал, как терзавшая боль постепенно оставляет его, и в порыве благодарности ещё сильнее прижался к надёжной, крепкой и такой восхитительно тёплой мужской груди. Сейчас он чувствовал себя в сильных руках Люциуса защищённым от всех и от всего, а сам Люциус в свою очередь покрывал Гарри целым водопадом нежных мимолётных поцелуев. Гарри улыбнулся и подумал: «Я люблю его. Действительно люблю».