Но больше возбуждать его пенис не стал, а ловко поднялся с колен и вошёл языком, хранящим вкус спермы, в рот Гарри, обвёл им все уголки его, зубы, поиграл с мягким языком потерявшего голову любовника. Потом быстро снял с обоих туники, подхватил Гарри подмышки и потащил, сам до крайности, до необходимости в разрядке распалённый ласками, на кровать. Гарри был уже не в силах сопротивляться. После двойного семяизвержения он так обмяк, что еле передвигал ноги. Северус, уже лёжа под одеялом, ласкал соски Гарри - крупные, коричневые, вполне заметные и прельщающие пуговки, а тот, выгнувшись дугою, почти кричал, издавая не похожие на обыкновенные, человеческие, стоны и хрипы.

Северус залез с головой под одеяло, пытаясь добраться до живота Гарри, но тот вдруг заёрзал и отодвинулся. Снейп вылез из тёплой пещерки и спросил:

– Гарри мой Гарри, не даёшь ты притронуться к животу своему. Отчего?

– Порез там был… Болит он, едва коснёшься рубца. Поэтому-то и не ласкаю я себя, когда мастурбую.

– Мастурбирую, - всё так же механически поправил Снейп.

Его уже изрядно начало раздражать и допекать жжение в паху и ощущение тугости, преисполненности члена спермой, а до достижения желаемой как можно скорее физиологической разрядки было ещё так далеко… Этот дурачок Поттер и руки к члену Северуса не протянул, чтобы дать ему кончить, но лежал бревном, молча. Он не стонал больше от нежной ласки тонкой кожи бёдер, но словно бы окаменел, так он сильно замер.

– И что с этой окаменелостью делать прикажешь, Сев? Ты же хотел взять его на спине, но он, кажется, даже не в состоянии пошевелиться и сделать для тебя несколько простых движений. Что ж, больше спермы вольётся в него, когда я всё же овладею им, как хочу. Он ещё молить будет о большем, о продолжении, но ты будешь двигаться в нём медленно, дабы не кончить сразу же, это было бы, скажем так… не вполне подходящим вариантом.

А, чтобы отрешиться от старого мира и заткнуть боль в переднице, ставим блок третьей степени. Поставил, Сев? Вот и умница, вот и молодчина.

Головушка

бо-бо? И сильно? Так терпи.

Да перестань же думать ты на англском.

Вот, перестал, теперь лишь на латыни мыслю.

И говорить верлибром прекрати.

Но не могу я, он сам лезет. О, голова моя! Уж теперь мне не до верлибра вовсе! Хоть в этом счастье, коли не в разрядке, последующей скоро… Если же Гарри мой Гарри промедлит, то поонанирую я сам себе, от меня уж, старого дрочера, не убудет.

– Как больно мне! Уже не до сношенья. Пoслушаюсь я тела своего, и сам, как бы не желалось мне иного, устрою я ему драгоценную сейчас разрядку, а блок сниму ко всем Дементорам, ко Мордреду во пасть!

Да, блоки все сниму, пускай о Квотриусе столь умелом и отзывчивом на ласки любые, и изобретённые самим им, и мною, грешным, думать стану, но голова моя свободной будет ради… Га-р-р-и-и, неподвижного до сих пор, и для самого себя, а вот сие, последнее, столь важно!

Так, вот так, всего ведь несколько движений потребно для меня, дабы излить избыток спермы, коий мучает меня.

И Северус наскоро проделал эти движения к вящему удивлению Гарри. Тот даже хлопнул себя ладонью по лбу за недогадливость и простейшую глупость.

– Прости меня, о Северус, любимый мой, я есть тупой! Нет, я не то хотел сказать. По крайней мере, я ошибся в латыни своенравной опять, в который раз уже, но ты отчего-то не поправляешь моей ошибки. Верно, хорошо тебе сейчас и не до меня, о, я всё понимаю. Ведь кончил ты, излил своё ты семя, как говорят… короче, рим-ля-ни-ны, прости за косноязычие…

Послушай, вот - тупица есть я, непроходимая и мерзкая притом! О Северус, прости меня, молю-у, прости, я умаливаю!

Себя я презираю за тугодумие своё, но не знал-не ведал я, что страстью ты ко мне

пылаешь таковою сильной, что преисполнен ты желанья, что излиться надобно тебе да поскорее, иначе - нет, пойми, не брезгую я!
– сам руку протянул, дабы освободить тебя от эякуляйта, рождённого в твоём нутре!

– О Гарри мой Гарри, прошу, во-первых, если уж берёшься ты применять словеса сложные, то, будь добр, обойдись без исправлений, ибо уже устал я исправлять тебя. Надобно говорить: «эякулята». И перестань сбиваться ежеминутно на свободный слог, ты прозой говори, прошу… по-хорошему пока!

Да, и голова болит у меня. И да, теперь тебя я с Квотриусом сравнивать буду… во всём, в каждом движении, в постели совершённом.

Но ты не обижайся - не можно мне иначе блок в голове без боли удержать. Сказывается прошлое моё проклятое, когда, иной раз, по несколько раз в неделю я блок держал высочайший, будучи в гостях у сказки, о коей тебе лучше не ведать. Не для того мы здесь с тобою вдвоём, дабы воспоминаниям о прошлом предаваться. Дай-ка приласкаю я тебя так, дабы страх твой пред соитием исчез полностью, в неге растворившись и вожделении. Хочу я, дабы сам просил меня о большем!