Как же быстро Гарри влюбился в «тот-кто-делает-навыворот», не его красивого брата, а в него, не слишком-то уж и красавчика, если сказать правду, Сева! И как долго подспудно развивалась ответная любовь Северуса к юноше, пока в одно прекрасное и одновременно, ужасное для них обоих, но каждому - по-своему, утро, не расцвела тогда ещё неясно каким цветком.

Теперь же понятным, принятым и уже родным - махровой чайной розой без шипов. Северус помнил о «пути их, усеянном розами без шипов» и какими-то диковинными цветами, «обагрёнными кровью невинности», долженствующими услаждать взор их и обоняние и внезапно вспомнил весь отрывок из «Истории Хогвартса» на арабском:

«Бисмилла ир-Рахман ир-Рахим.

И изрёк устами дивными к сладким лобзаниям зовущими кудесник тот прекрасновласый с очами чёрными в них же серебристым светом плещущимся чудесными неповторимыми да будет иншалла Гарунд-ибн-Джеми любовью моею ибо воистину прекрасен лик его младости и несверлёная жемчужина есмь он да будет он принадлежать мне во славу Мерринэ мир ему кудесника непревзойдённого ужасающего и карающего но милостивого к любящим и стало по слову кудесника черноокого и счастием во имя Мерринэ великого мир ему преисполнен был путь их любови великой и розами усеян без шипов и иными цветами многими чудеснейшим ароматом услаждающими обоняние их и прелестью неизъяснимой лепестков своих обагрённых кровью невинности дарующих наслаждение взорам их…»

И так Северусу показалось это уж излишне слащаво, с этими восточными выкрутасами, что непрошенная сладость затопила его рот, и он почти выплюнул сокровище Гарри изо рта, так и не завершив кропотливой работы над ним. Гарри ойкнул, как он обычно делал, допуская ошибку в родном, что было очень редко, или, чаще, латинском языках, и прикрылся рукой, а потом, как был, в пенуле Северуса, так и залез под покрывало и отвернулся носом к стенке.

Глава 20.

Снейп только-только пришёл в себя после нахлынувшего, сводящего челюсти от излишка сладости воспоминания, и понял, что с Окклюменцией плохо не только у самого Гарри, но и у находящегося рядом с ним. Значит, с посторонними мыслями нужно бороться силой воли, ведь ему, Севу, не занимать её.

Северус тотчас решил замять возникшую, мягко говоря, неловкость, новыми поцелуями, ласками и продолжением начатого и почти доведённого до фонтанирующего, он был уверен в этом, финала, если бы тот состоялся. Да Квотриус уже три раза бы за это время… таких интенсивных ласк кончил. Но он имеет опыт, а, впрочем, какой уж это опыт у Северуса с Квотриусом - менее трёх месяцев по-настоящему вместе! Но названный брат и в самый первый раз, тогда, на прокопчённой кухне кончил так быстро, насколько позволяли ласки Северуса, специально медлительные.

Это древняя страстная кровь его родителей бурлит в возлюбленном брате, у Гарри же - не кровь, а водица, как у простого англичанина. Не в пример самому пылкому и страстному Северусу, в чьих венах какая только кровь не играла, ведь бабушка - арабка и матушка - француженка так просто, «даром» не проходят. А сколько было иноземной крови до них! Целое море, и всеразличной!

Семейство Джеймса Поттера, не к близящейся ночи будь помянутым, было обыкновенной светской фамилией со всеми вытекающими - холодностью, раз один ребёнок в семье, и это у чистокровных-то магов, славящихся плодовитостью, и дурным воспитанием наследника, на которого и отцу, его зачавшему, и матери, его родившей, было глубоко и высоко плевать!

А о семье Лилиан Эванс можно с уверенностью сказать, что она была лишь только благовоспитанной, но заурядной, обывательской, ничем, кроме дочери - ведьмы не отличавшейся от десятков, если не сотен тысяч таких же простых маггловских британских семейств без роду и племени.

– Ну, что ты, мальчик? Что уж такого случилось, чтобы ты так обиделся на меня? Ты же не знаешь, как правильно делают минет, а я…

– Я тоже знаю! Вернее, я много пальцев раз видел, как… это делают! Быстро. Один палец - раз, два пальца - два, три пальца - три, и готово!

Поттер от обуздавшей его мгновенной вспышки ненависти к только зря, но не предумышленно раззадорившему его Северусу заговорил на языке х`васынскх`. Он теперь вспоминал о его существовании всё реже и реже, но когда терял контроль над собой, говорил именно на нём.

– Гарри, я не хотел доставлять тебе удовольствие на раз-два-три, наскоро, как это делают подростки в душевых.

– И в сортирах тоже.

– Ну, значит, и до… такого доходят. Как будто без спален живут!

– А в спальнях с девчонками трахаются. А кто хочет с парнем, тот идёт в подземелья. Там, неподалёку от твоего класса, - разговорился Гарри на любимую тему - о Хогвартсе, - в общем, ну, я видел, когда проходил однажды мимо с отработки у тебя… Ой, как смешно звучит - отработки и… ты такой, ну совсем молоденький и не злой! Ты, который отсысывал мне, своему студенту, как и глумились надо мной все сокурсники, особенно слизни и наши, гриффы.

– Попрошу Вас, мистер Поттер, отставить школьный сленг в сторонку. Я же, во-первых, не так уж откровенно «отсасывал» тебе, иначе - кончил-не кончил - три минуты и никаких обязательств или слов о чём-то большем, нежели просто отсос. Ох, как же я не люблю это грубое слово.

А, во-вторых, я твой бывший профессор. Со времени обучения у меня уже пятый год идёт, а я не могу вечно оставаться для тебя «профессором Снейпом, сэром». Я не хочу этого.

– Понимаешь ли, это время сыграло надо мною злую шутку - вернуло первую молодость. Это означает, что нас с тобою разделяет не десятки лет, а даже меньше двух - ну, максимум, четырёх лет, и я выгляжу моложе тебя, как ты, надеюсь, заметил. Ведь на самом деле девятого января мне исполнится целых сорок четыре! Подумай только, как одарила меня богиня Натура! И я могу, безо всяких задних мыслей быть с тобою, почти, как твой ровесник. Это же настоящее волшебство, чудо!