Некромантка промолчала. Не знала что ответить. В забытые годины и впрямь умели колдуны с покойниками говорить, но последний раз случалось то так давно, что и из памяти людской уже стерлось. Только в старых свитках о сем прочесть можно было.

Нурлиса тем временем уселась рядом с Бьергой и сказала, положив морщинистую руку на ее узкую ладонь:

— Травником бы Айлишин сын стал. Дара у него бы не было, да и откуда ему взяться ведь не родются от магов маги, но он и без Дара лекарствовал бы, людей на ноги ставил.

— Врешь ведь, — равнодушно сказала женщина.

— Вру, — охотно согласилась бабка. — Человеком бы он стал хорошим. Просто человеком. И другого человека бы счастливым сделал. И дети бы у него были. И внуки. И родителям своим был бы он утешением и вечной любовью.

— А вот теперь правду говоришь, — горько усмехнулась колдунья.

— То не я говорю, то сердце твое кричит, да только докричаться не может! — покачала головой старуха. — Поди отсюда, убивица, и не приходи, покуда хоть сердце свое слышать на сможешь. Уходи, окаянная, муторно мне от тебя.

И в этот раз острая на язык крефф Цитадели не проронила ни звука. Встала и вышла послушно. А сварливая бабка отвернулась и в темноте не было видно, как блестели в воспаленных старческих глазах слезы.

— Прости их девонька, если сможешь, прости. Не со зла они такое над тобой учинили, а по дурости и страху. Хорохорятся дураки, а сами свои страхи побороть так и не сумели…

Лесана сидела на лавке, подобрав ноги, и смотрела в стену. В мыслях было пусто-пусто. Осознание свершившегося все никак не могло пробиться сквозь толщу недоумения, непонимания… Казалось, будто все случившееся — приснилось, привиделось. И вот-вот распахнется дверь и просунется в покойчик кучерявая голова, а знакомый голос спросит: «Лесана, чего делаешь?»

— Лесана.

— А? — она встрепенулась и только сейчас увидела стоящего над ней Клесха.

Чудище равнодушное. Как он Тамира сегодня… Зачем так с парнем? Нешто нельзя тому было дать погоревать по-людски? А ежели бы расплакался — не осудишь за то, чай горе великое. Не рукавицу с руки потерял.

Крефф же, ничего не зная о размышлениях выученицы, опустился рядом на лавку и сказал:

— Я нынче из Цитадели уеду. Вернусь когда — не знаю. Но не раньше весны. Ты одна остаешься. Гляди, не дури. Крефф над тобой теперь Дарен. Знаешь его.

Девушка кивнула и вдруг почувствовала себя бесконечно одинокой. Вот даже и ненавистный наставник ее покидает. И придется ей идти под незнакомого, здорового, будто Северная башня креффа.

От воспоминаний о Северной башне из глаз вдруг брызнули слезы. Послушница отвернулась, чтобы не показывать мокрые дорожки на щеках, но Клесх удержал ее и развернул к себе.

— Ты не виновата. И никто не виноват. Не сегодня, так завтра она бы бросилась.

Губы предательски задрожали, и рвущий душу всхлип вырвался из груди.

— Почему? Из-за чего? — сквозь слезы залопотала девушка. — Чего ей не хватало?

— Ума и воли, — последовал короткий ответ. — Лесана… без меня делай все, что прикажет Дарен. Слушай его. Но помни одно — из кожи вон не лезь. Старайся, но вполсилы. Крефф на тебя надежд не возлагает. А парням его и вовсе зацепить тебя, если лучше их окажешься — радостью будет. Вьюда вспомни. Так что не дури, не пыжься и жилы из себя не тяни. Делай все, что поручат, но так, чтобы повода не было к столбу тебя привязывать. Ясно? Глупостей не натвори.

— Не натворю, — сухо ответила она, в душе гадая о том, с чего бы ее наставник сподобился куда-то ехать в такие морозы да даже не поутру, а посередь дня, который через несколько оборотов начнет клониться к закату.

— И настойку пей, не позабудь. Поняла? — продолжал наставлять мужчина.

— Да, — буркнула в ответ послушница. Тут человек умер, а его какие-то настойки волнуют!

— Вот что, девка, — нечего мне тут упырем смотреть, — не выдержал крефф. — Думаешь, теперь все тебе виноватые? Хватит сопли по лицу размазывать. А ну утрись.

Лесана, услышав в его голосе не напускной гнев, быстро обтерла лицо подолом рубахи.

— Вот так. Нечего реветь по тому, кто без ума и с дури сгинул.

— Она подругой моей была! — выкрикнула выученица. — А теперь ее даже не похоронить по-людски!

Крефф покачал головой.

— Так смотритель распорядился. Другим наука. Да не вой ты. Жалко девку, да назад не поворотишь.

Он поднялся.

— Ни ты, ни она по сей день главного не поняли: покуда для вас Цитадель — острог, будете вы здесь полонянами. А примете ее, как дом — все разом переменится. И не забудь: хочешь до моего приезда невредимой дожить, учись у Дарена, как сказано было. Он от тебя подвигов не ждет. Так что сиди мышью.