– Кто здесь? Драко, ты? А почему здесь?
– раздался недовольный голос Миртл. Прежде, чем она успела понять, кто перед ней, Гарри соскользнул в открывшийся ход в Тайную Комнату.

Туда, где его никто не найдёт. Никто.

Глава 14.

…а мне

ни один не радостен звон,

кроме звона твоего любимого имени…

В.В. Маяковский, «Лиличка!».

Удар о каменный пол оставил на руках и ногах Гарри немало ссадин; впрочем, о ссадинах он беспокоился сейчас в последнюю очередь.

Слизистая грязь покрывала пол; её было мало, совсем не столько, сколько на втором курсе, когда Гарри впервые здесь появился. «Почему я не умер тогда? Не было бы так пусто… так холодно… - Гарри лежал лицом в грязи и не испытывал никакого желания что-то менять.
– Но ничего, я ещё могу сдохнуть сейчас… никто не откроет Тайную Комнату… я буду лежать и думать о Блейзе… и умру…» «Ты обещал, что ничего с собой не сделаешь», - напомнил внутренний голосок. «А я как раз ничего и не собираюсь делать. Просто лежать, когда это было суицидом?» «Сейчас!
– рявкнул внутренний голосок.
– Неблагодарная свинья! Блейз умер, чтобы ты жил, а ты собираешься сдохнуть, лёжа в грязи?!»

Это был удар ниже пояса; Гарри, наверно, даже сказал бы об этом внутреннему голоску, если бы боль не затопила его, не хлынула в чёрную дыру там, где раньше был Блейз вместе с его ехидными шуточками, летящим почерком, нелюбовью к зелёному чаю, затрёпанными картами Таро, дорогими рубашками, детским пристрастием к маггловской клубничной жвачке, аллергией на дыни, привычкой рисовать чёртиков на полях конспектов, тягой к музыке Баха и с ещё тысячами, миллионами мелочей, которые имеют значение только для того, кто любит…

«Он умер… умер… а я нет, ну почему, почему, почему не наоборот?..»

– Блейз, - всхлипнул Гарри, приподнимаясь на локтях. Он не ждал больше, что ему ответят, но сам звук этого имени был прекрасен; твёрдость и мягкость сочетались в нём, завёрнутые в краткость и присвист на конце - словно глоток вина, когда сначала рубиновая жидкость обжигает язык, потом приходит тепло, а затем - мягкое, лаконичное послевкусие.
– Блейз…

Гарри встал и шагнул вперёд наугад, ничего не видя в темноте. «Я обещал, что буду жить и убью Тёмного Лорда… а потом уже совсем всё можно будет, правда?»

– Я обещал Блейзу, - повторил Гарри вслух.
– Блейзу…

Гарри вытянул руку и зажёг на ладони огонёк. Ориентируясь в этом колеблющемся, неверном свете, Гарри дошёл до стены с двумя переплетающимися змеями и велел на серпентарго:

– Откройся!

Зеленоватый свет заливал высокий зал; тени колонн чёрной паутиной путались под босыми ногами Гарри, метались, плясали в свете огонька.

– Говори со мной, Салазар Слизерин, величайший из хогвартской четвёрки!
– приказал Гарри, задрав голову, чтобы видеть лицо статуи.

Шуршание чешуи василиска по каменному полу; огромные жёлтые глаза и неторопливо сворачивающееся кольцами тело - толще тела Гарри раза в три-четыре.

– Привет, Севви, - Гарри сел, оперевшись спиной о сухую, твёрдую чешую; вздумай василиск пошевелиться, он разодрал бы Гарри кожу.

– Зздравссствуй, ххозззяин. Отчшшего от тебя паххнет горем?

– От меня пахнет горем?

– Да, ххозззяин.

– Вечно от меня чем-нибудь воняет, - безрадостно пожаловался Гарри потолку.
– То разлагающимся трупом, то горем… и если бы я сам хоть раз почувствовал все эти запахи…

– Чшто у тебя сслучшшилосссь, ххоззяин?

– Севви, ты умеешь любить?

– Чшто такое «любить», ххозззяин?

– Это когда другой человек… ну, в твоём случае василиск, да… становится тебе дороже тебя самого. Ты готов отдать за него жизнь, отдать всё, что угодно…

– Я всссегда был готов отдать жжиззнь за ххозззяев, но, кажжетссся, «любить» - это чшшто-то другое… - задумчиво прошипел василиск.
– Но, ххозззяин…

– Что?

– Ессли умереть можно и беззз «любить», и разз «любить» - это чшшто-то другое… то ради этого «любить» сстоит не умирать, а жжжить? Чшштобы была раззницсса…

Гарри несколько секунд переваривал плоды змеиной философии, а потом расхохотался - дико, громко, почти зло; смех испуганной птицей метался среди колонн, множась, дробясь на тысячу осколков.

– Спасибо, Севви! Без дураков, спасибо за мысль! Умереть ради любви можно, а вот ты пожить попробуй - так, значит? Ох, Севви… а вот за меня умерли, только сегодня… я люблю его, и он любил меня, и он умер, чтобы я жил - настоящая мыльная опера, обрыдаться можно, правда?

– Ззмеи не плачшшут, ххозззяин, - разумно заметил василиск.
– Есссли он умер, чштобы ты жжил, ззначшшит, ты должжен жжить. Ты должжен ему…