Шрифт:
Я почему-то радуюсь его ответу, словно мне отвесили комплимент:
– Значит, если что, я буду знать, к кому мне обращаться.
– Мальчишка, - Снейп фыркает и прикасается к первому синяку, проводит полукруг, чуть вдавливая подушечку пальца в кожу.
«Мальчишка! Я для него мальчишка, и это будет всегда. Всегда - вот так, снисходительно усмехаясь. Неразумный ребёнок, влипающий во все переделки, какие есть, доставляющий неприятности… Несчастье, навязавшееся на его голову. Я всегда останусь для него только мальчишкой, и неважно, кем бы мне хотелось быть для него на самом деле».
От прикосновения его пальцев голова непроизвольно откидывается на подушку, запрокидывается. Закрываю глаза.
* * *
Он скользит головой по подушке, макушка уходит вниз, шея выгибается - беззащитная и рваная бьётся на ней жилка.
Он горячий, очень горячий - мои пальцы чувствуют это даже через слой мази. Хочется прильнуть губами к его лбу, но, конечно, я просто прикладываю руку. Он прикосновения он замирает и задерживает дыхание. Жилка на его шее начинает пульсировать в бешеном ритме.
Потом он распахивает ресницы и смотрит на меня - со злостью, с досадой? В глазах слёзы. Я никогда раньше не знал, как выглядят зелёные глаза, наполненные непролитыми слёзами.
Не выдерживаю этот взгляд - укоризненный, спрашивающий?
– отвожу глаза и отнимаю руку ото лба.
Поттер отворачивает голову в сторону, и я быстро домазываю оставшиеся синяки и ссадины.
Моя логичность разбивается в дребезги всякий раз, когда он так близко. Или это теперь и есть моя логичность?
* * *
Около кровати стоит столик и его кресло. Я полулежу на подушках, мы пьём коньяк - медленно, по полглотка за четверть часа. Свет от дальнего люмоса, полумрак, сигаретный дым, прохлада хрусталя в руках, чуть слышное шуршание ткани, когда он меняет позу или ведёт рукой, чтобы стряхнуть пепел. Ощущение неспешности и покоя, и уюта. Его можно пить, им можно наслаждаться - по капле, маленькими глотками - как этим коньяком.
Как дома. Мне так хорошо здесь.
Я с ужасом думаю: а ведь я скоро поправлюсь, и он меня выставит отсюда, точно выставит. Что я буду делать тогда?
Поттер молча делает глоток и отставляет бокал на столик. Как хорошо, когда, наконец - вот так. Словно все гости ушли, оставив хозяев наслаждаться покоем.
А ведь я уже привык к нему, к тому, что он рядом. Эта мысль приходит так внезапно…
Через пару дней он поправится и рванёт в свой мир, не успев закрыть за собой дверь как следует, рванёт со всех ног. Что я буду делать? Ведь я привык, а мои привычки значат для меня слишком много, чтобы я мог позволить кому бы то ни было их нарушать…
Молчим, но это так… так правильно - молчать вдвоём. С ним. Со Снейпом.
Громко взрывается входная дверь, и наш маленький мирок разлетается на осколки, как вдребезги разбитая хрустальная ваза.
Я вскидываюсь, Снейп стремительно отодвигает кресло, сигарета остаётся дотлевать в забвении…
Выворачиваюсь, как могу, силюсь разглядеть, кто там пришёл, чьи крики и ругань оглашают весь дом.
Секунда - и в комнату вваливается, тяжело и прерывисто дыша, Рон. Перед собой он толкает очумелого от страха, лохматого, перемазанного грязью, с разбитой губой и разодранным воротом рубахи Моргана, крепко держа его в захвате своих рук.
Следом за ними в дверях появляется хмурый Драко, замыкает процессию Снейп, на непроницаемом лице которого невозможно прочесть ни единой эмоции.
Я сижу и смотрю на весь этот спектакль, забыв закрыть рот.
– Вот он, сволочь, - Рон с силой толкает Моргана в спину, выпуская из захвата, и тот от неожиданности отлетает на середину комнаты и остаётся лежать на полу прямо напротив меня.
Рона перекашивает от злости, Драко устало проводит по волосам, Снейп невозмутимо затушивает свой окурок, я, наконец, захлопываю рот.
Глава 6. Как я тебя, так ты прости меня
– Встать! Встать, я сказал!
– Рон пытается рвануть к Моргану, Малфой перехватывает его и удерживает.
– Отвали, ты! Хватит и того, что ты мне не дал прямо там, на месте, двинуть ему как следует. Заботишься о его шкуре?! А он о Поттере позаботился? Пусти! Пусти, говорю! Без меня ты бы его вообще не нашёл, от тебя никакого толку!
Малфой молчит, челюсть его сжимается, руки, удерживающие Рона - тоже, и тот временно перестаёт выкручиваться из захвата. Тяжело дышит и не отрывает взгляда от Моргана, который тем временем пытается подняться на ноги. Наконец, встаёт, тыльной стороной ладони проводит по губам, размазывая кровь. Рон снова дёргается к нему.