Да, я даю, я такого дурака даю, что просто диво.

Рон так и не появляется этим вечером. Мы пишем ему коллективное письмо, где в красках рисуем, какая судьба ждёт его по возвращении, и, воспользовавшись местной совой, отправляем письмо в Нору.

– Надеюсь, оно дойдёт, - Гермиона с сомнением провожает взглядом облезлую почтальоншу, лениво трепещущую своими жалкими крылышками.

– Через неделю точно, - Драко оптимистично хохочет.

Вечер подходит к концу. Бар закрывают, и мы решаем, куда пойти дальше. Малфой настроен гулять всю ночь, вдохновенно соблазняет нас каким-то чудным ресторанчиком, где можно сидеть хоть до утра и слушать джаз. Гермиона присоединяется к нему, а я отговариваюсь какой-то ерундой.

Завтра выходной и, может быть, в этот раз он появится.

Попрощавшись, кидаю в камин горстку пороха и называю знакомый адрес.

* * *

Чёрт бы побрал эту мадам Помфри! Именно на этой неделе, и никак не позднее, приготовьте ей противопростудное, да ещё в таких количествах, что напоить им она сможет, вне всякого сомнения, весь Хогсмит с его близлежащими окрестностями не по одному разу.

И где я возьму столько зелья? Да я одни составляющие буду резать как раз всю эту неделю. Если только, конечно, просто не взять их в моем лондонском доме - за каникулы мы заготовили немало ингредиентов. Мы с Поттером.

Уверен, он, конечно, и думать уже забыл обо всём. Да и что тут вспоминать.

Видимо, всё-таки придётся аппарировать в Лондон.

Дом встречает меня сонной тишиной, гуляющими по квартире лунными пятнами и затаившимся по углам ожиданием. На удивление тепло, словно он не простоял без присмотра почти два месяца. Словно он каждый день готов к моему возвращению.

В прихожей аккуратная стопка накопившейся почты - её, брошенную совой сквозь прорезь в двери, подбирали и заботливо складывали на столик. Пыли нигде нет, пахнет свежестью и чистотой, молотым кофе и уютом.

Вот упрямец, он всё-таки приходил сюда и, похоже, не один раз. От этой мысли хочется позволить сердцу застучать в два раза быстрее и, улыбнувшись ей, медленно выдохнуть скопившееся за долгое время напряжение. Словно тебя закутали в тёплый плед.

На столике, рядом с обёрткой от шоколадной лягушки и книгой, заложенной листом папоротника, стоят две чашки и тёплый ещё кофейник.

Мерлин, он здесь!

Задерживаю дыхание. Мне нужно убираться отсюда немедленно, иначе будет поздно. Однако я стою, не в силах двинуться с места, потом присаживаюсь к столику и рассеянно придвигаю чашку.

Сигарета почти дотлела, а я всё никак не могу стряхнуть накатившее оцепенение. Стоило мне так долго избегать этого дома, чтобы потом вот так прийти, почувствовать, что он здесь, и разом растерять всю решимость не видеть, не думать, не давать себе повода. Размяк, как восковая свеча. Давай, туши сигарету и срочно к камину. Пока не поздно ещё.

Делаю пару шагов, останавливаюсь, задерживаю взгляд на двери в спальню. Я уйду, я точно уверен. Только посмотрю на него и - уйду. Он всё равно спит, он не узнает.

Дверь заговорщически пропускает меня внутрь, стараясь не скрипеть и не хлопнуть о косяк.

Он спит, разметавшись по кровати, и одеяло сброшено наполовину. Осторожно присаживаюсь на край и слушаю его ровное, в противовес моему прерывистому, лёгкое дыхание. Если бы меня спросили, что я сейчас чувствую - когда сижу вот так, сжимая в кулаке край простыни и утихомиривая колотящееся сердце - я бы не смог рассказать. Это необъяснимо.

Солнце моё, немыслимое и невозможное. Как же мне было плохо без тебя. Как я мог так долго - без тебя.

Кожа на высвеченной лунным бликом щеке кажется такой нежной - хочется прикоснуться, чтобы почувствовать её кончиками пальцев.

Ресницы чуть заметно подрагивают - самую малость. Губы приоткрыты и, если наклониться ближе, можно ощутить на себе его тёплое дыхание. Можно потерять контроль, если долго всматриваться в эти беззащитные ключицы по обеим сторонам от нежной ямочки, скользить взглядом по шее, представляя мысленно, как это - прихватывая губами и пробуя на вкус каждый дюйм.

«Я не смею, я не должен».

«Но он же спит, он не почувствует, если ты коснёшься - очень осторожно. И он не проснётся».

«Ты потом пожалеешь».

«Пусть».

«Будет больно».

«Мне уже давно больно. Я привык».

Кажется, я не успеваю доспорить сам с собой, потому что пальцы уже осторожно проводят по его волосам. Еле ощутимо, невесомо, только бы не разбудить, насмотреться на него. И я забываю обо всём.

А щёки у него и впрямь нежные. И тёплые. Очерчиваю по контуру - от виска до шеи, пальцы готовы таять от его тепла. Я плавлюсь вместе с ними.