Шрифт:
У Миреля был тоненький, пискливый голосок кастрата.
— Я Мирель, синьоре, а на самом деле — Мирелли, поскольку так звали мой папаша, но во время турне бывает по разному, per esempio Mirellus! Adesso sono Mirel [148] …
— Господин Мирель, — перебил его Батхерст, — перестаньте разговаривать на своем родном языке, поскольку язык этот для меня столь же понятен, как и кошачий.
— Va bene, Herr O'Leary, si capisce! [149] Я разговариваю на больше чем десять языках так хорошо, что в Германии меня принимают за немец, во Франции — за француз, повсюду. Всякий язык у меня владею бегло! Вы моя труппа хотел хорошо иметь? Я согласиться, если вы дать хороший деньги.
148
Например, Миреллюс. Сейчас же меня зовут Мирель.
149
Хорошо, господин О'Лири, я понял.
— Сколько?
— Не знаю я, синьоре. Мирель не знает, что вы желать хотели.
— Возьмешь в Берлин меня и девять моих людей. Оттуда мы возьмем груз, который необходимо будет перевезти довольно далеко, еще столько же пути.
— Сколько миль… немецкая миль, синьоре?
— Немецких? — Бенджамен быстро пересчитал про себя. — Около семидесяти, возможно, и больше, зависит от обстоятельств. Может даже и сто.
— E, va bene! Повозки, лошадь я иметь хороший. Мирель знает, что этот груз он есть тайный, и вы, синьоре, и ваши рагацци [150] скрываться должны. Тогда за это укрытие и опасная путешествие три флорина одна миля за одна человек, и еще четыре флорина одна миля за груз. Va bene?
150
Парни.
— Что?! — крикнул Батхерст. — Столько я не заплачу! Это разбой!
Толстяк скорчил мину обиженного ребенка, покрутил пальцами и спросил:
— Сколько это господин захотеть заплатить?
— За всю дорогу из Гамбурга в Берлин дилижансом платят восемь флоринов, а это неполных сорок немецких миль! Даю половину флорина за каждую милю с головы и от груза вместе! Это или ничего!
— Это мало есть, мало деньги… Но у меня сердце к вас, синьоре. Я говорю десять флоринов один миля вместе, все голова и груз! Va bene, signore? Восемь?
Конечно, это была ужасная обдираловка. За одну только дорогу в Берлин больше трехсот флоринов, не считая расходов на содержание (это Мирель посчитал отдельно), плюс приличная сумма золотом за невозможность зарабатывать представлениями. Правда, повозки комедиантов и правда были звездой с неба. Да и сам Мирель сильно рисковал, если они попадутся. Батхерст согласился.
Через полчаса он остался на борту с Сием и Томасом. Остальных коммандос Мирель забрал в город, откуда их должны были переправить в Гамбург. Прощаясь со Сторманом, Бенджамен вручил ему зашифрованное письмо Кэстлри, в котором просил заняться «Швейцарцем» [151] с Чейн Уок. В этом письме он нарисовал улицу и обозначил территорию, на которой следовало искать (в радиусе нескольких десятков ярдов от места, где сам он услышал мелодию, которую насвистывал Парвис). В третий раз он спросил у Стормана одно и то же:
151
Судя по всему, «Швейцарца» так и не выявили, во всяком случае, в Мемориалео нем больше не упоминается. Не исключено, что Парвис солгал, выдумав в последнюю минуту имя своего начальника. Нам не известно о каком-либо французском шпионе, носившем такой псевдоним. Здесь можно выставить несколько гипотез относительно агентов Фуше, действовавших в Лондоне. «Швейцарцем» могли быть: Баярд, поначалу британский шпион, затем французский и вновь британский; Леклерк де Нуази, секретарь одного из английских министров; Ривуар, бывший шуан, высланный Фуше на «чернила и две бутылочки берега Темзы», или же, что более вероятно, Дюбушет, который, проживая в Лондоне, выдал множество роялистов, и который — как сообщает замечательный биограф Фуше, Людовик Мадлен — «погорев в Лондоне, стал служить полиции Германии и Польши».
— Можно ли доверять капитану, который повезет письмо в Лондон?
— Ведь я уже говорил вам, что это мой приятель. Ему можете доверять так же, как и мне. Его лайба выходит отсюда послезавтра. Письмо я передам ему еще сегодня.
— Хорошо. Помни, Сторман, самое позднее, через месяц ты должен быть в Кольберге. Там пристроишься и будешь ждать меня. В случае неприятностей со стоянкой, поставкой провианта или чем-то другим, обратишься к пивовару Неттельбеку. Пароль: «Черный», отзыв: «Как орел», отзыв на отзыв: «И как крест». Запомнишь? Если я не появлюсь до первого февраля, можешь возвращаться.
В час дня произошла последняя встреча с Гимелем. С ним был тот самый старичок, который дал Батхерсту газету в доме Траутмана, и который оказался замечательным специалистом по подделке документов; с ним был целый арсенал печатей, помещающийся в чемоданчике. Втроем, в течение нескольких часов они работали над паспортами, и за это время старичок очень понравился Бенджамену своим умением искусственно старить документы специальной жидкостью, а так же выводить надписи с помощью другой жидкости.
В шесть вечера специалист по подделкам собрал свои приспособления и без слов исчез. Батхерсту он оставил несколько печатей, чернила и две бутылочки с чудесными составами. После этого Гимель дал англичанину лекцию относительно прусских и германских обычаев, предписаний, законодательства и способов устраивать множество дел. Мина у него была кислая, он не спешил с шутками, не угощал вином и не цитировал древних мудрецов.
— Что-то неприятное случилось? — спросил под конец Батхерст.
— Случилось, — буркнул Гимель, — но не беспокойтесь, к вам это не относится. Обворовали меня вчера.
— В дом вломились?
— Да нет, карманники. Здесь, в Оттензее. Вся Альтона и округа забиты босяками, бегущими из Пруссии. Но я как-то не остерегся, так что сам виноват.
— Неприятно. И много у вас украли?
— Много.
— Сочувствую и от всего сердца хотел бы вам помочь. Так сложилось, что со мной несколько золотых монет…
Глаза Гимеля оживились. Он повнимательнее поглядел в лицо Батхерста — агент был удивлен, но держался настороже.