— С мою ладонь, — прошептал Назри. — И прошу вас… не жалейте золота.

— Это срочно?

— Да, как всегда. И снова нужно будет сделать сопроводительное письмо. Вашим чудесным почерком, но без моей фамилии и обратного адреса. Чтобы дама могла его показать, понимаете? Достаточно будет подписать его моим именем: Назри.

— Но вы должны изложить, что хотите сказать ей в этом письме. А я уж постараюсь сформулировать.

Назри заерзал на стуле. К этому вопросу он оказался не готов.

— Ну знаете ли… что-нибудь про любовь и все такое… — пробормотал он.

Каллиграф усмехнулся про себя, глядя на беспомощность, с какой этот могущественный и богатый человек пытается выразить свои чувства.

— Хорошо, — снисходительно кивнул он. — Тогда скажите, по крайней мере, что любит эта дама и что вы находите в ней особенно красивым. Подумаю, как мне это оформить.

Назри покраснел, точно ребенок, и принялся расписывать голубые глаза и прочие достоинства своей проститутки. Под конец он упомянул об удивившем его признании, что она любит слова больше, чем мужчин.

Мастер все записал. В душе он позавидовал этому денежному мешку, любовница которого преклонялась перед искусством каллиграфии.

Только на улице Назри почувствовал, что вспотел.

Всю жизнь потом Нура с благодарностью вспоминала время, проведенное у портнихи Далии. Чего она только не узнала за эти три года! Позже она повторяла, что если отец приобщил ее к чтению, а мать к кулинарии, то Далия научила ее жить.

Работа у Далии нравилась Нуре еще и потому, что она позволяла ей меньше бывать дома и общаться с матерью. Девочка освобождалась от уборки и готовки. Теперь у нее была профессия, а это мать уважала.

Дом портнихи стоял в месте, где сходились два переулка, и имел необычную треугольную форму. Он походил на нос огромного парохода и имел две двери — по одной с каждой стороны. У него не было внутреннего двора. Только узенькая полоска земли, засаженная садовыми растениями, отделяла его от соседних домовладений. Старый корявый померанец, высокая пальма и два лимонных дерева с непроходимыми зарослями олеандра и роз между ними образовывали настоящие джунгли, огороженные темно-зеленой с белыми вкраплениями цветов стеной вьющегося жасмина.

В середине террасы, выложенной наподобие шахматной доски красной и белой плиткой, плескал небольшой фонтан. Здесь швея и ее помощницы отдыхали после работы. На террасе десять месяцев в году пили чай и кофе и курили. В мастерских это строго запрещалось.

Ателье располагалось на первом этаже. Оно состояло из уютной приемной, двух мастерских, просторной кухни и небольшого складского помещения. Туалет находился в маленьком домике в саду, за померанцем.

На втором этаже жила Далия. Туда она никого не пускала, даже Нуру. Над третьим этажом находилась мансарда, куда вела лестница, пристроенная к заднему фасаду. Там же располагалась большая площадка, где сушилось белье. Но она не была огорожена перилами, как в доме Нуры. Девушка не любила подниматься туда, чтобы снять или повесить одежду: на шаткой лестнице у нее кружилась голова.

Далия любила дом, который сама купила и привела в порядок. Наследство отца поделили между собой четверо ее братьев. Они ловко лишили сестру доли на основании ее психической неблагонадежности. Обман Далия заметила слишком поздно. С тех пор она не перекинулась ни единым словом ни с братьями, ни с их детьми, хотя те и не оставляли попыток наладить отношения с известной и уважаемой портнихой.

— Сначала верните то, что украли у меня ваши отцы, или катитесь к черту со своей лестью, — говорила Далия племянникам.

Портниха жила в двух шагах от родителей Нуры, и это было единственным, что не нравилось девушке в ее новой работе. Первое время Сахар появлялась у Далии по нескольку раз на дню. Нура стыдилась, потому что мать разговаривала с ней, как с маленькой. Далия быстро поняла, почему так нервничает ее ученица, и решила положить конец ее мучениям.

— Послушай-ка, — сказала она как-то Сахар, поднимая глаза от швейной машинки. — Воспитывай дочь у себя дома. Сюда она ходит, чтобы учиться у меня, и никто, кроме меня, не будет читать ей здесь наставлений. Надеюсь, мы друг друга поняли?

Матери все стало ясно, и визиты сразу же прекратились. Как ни странно, она даже не обиделась на Далию.

— Сильная женщина, — говорила о ней мать. — Она свела в могилу трех мужей и знает, чего хочет.

В ту ночь Нура долго не спала. Как ее родителям удавалось все это время терпеть друг друга? Отец был неисправимый филантроп, который и в последнем преступнике видел несчастного человека, нуждающегося в любви. Мать же, напротив, не доверяла людям. На любого прохожего она смотрела как на волка в человеческом обличье, готового в любой момент сожрать ее дочь.