Наконец, они дошли до незримой черты или стены, замерли друг против друга, чуть раскачиваясь: потом пошло все быстрее и быстрее, подгоняя мелодию, которая расцветала трелями. Жесты говорящих рук, замысловатые пируэты становились все порывистей и точнее. Ледяная статуя оживала, воплощаясь в своего Пигмалиона, полнилась чужой страстью. Повороты и волчки-фуэте, согласованные, как часовой механизм, всё чаще завершались тем, что ладони почти соприкасались с ладонями — однако между ними зримо чувствовалось стекло.

И вот уже обе танцорки в одинаковой тоске выгибаются и простирают друг к другу руки. Вдруг они ринулись вперед — музыка взорвалась хрусталем — и слились в причудливой, неустойчивой позе, медленно поникая, опускаясь на колени, распластываясь по полу.

Когда они вскочили и раскланялись под облегченный смех и аплодисменты зрителей, только что сваливших с себя неподъемное бремя, некто резюмировал:

— Когда ты влюбляешься — видишь в другом свое истинное «я». Но достичь и воплотиться в него означает гибель и конец пути. Глубокая философия!

— Может, и не совсем гибель, всё дело в том, кто этот другой, — невинно отозвалась Тэйни, не оборачиваясь.

Уже много дальше в ночь Эррат, восседая между супругами в одном из укромных гостевых кабинетов, чистила апельсин гибкими темными пальцами и рассуждала:

— По существу только так и надо плясать — как в последний день. Но в вас-то, девочка, откуда этот священный пыл? Вы хоть знаете, что раньше так танцевали перед Тергами?

— Знаю, ина Эррат. Может быть, я как раз это и вспомнила.

— Вы так весомо это произнесли, будто и впрямь одна из прародительниц. Нет, я по-прежнему в долгу перед вами.

Тэйни подтянула ножки, по-прежнему босые (туфли носил за ней верный Нойи). Зевнула:

— Вам, кажется, не терпится его уплатить?

— А вы угадали. Может быть, с вас тогда падет завеса тайны, покрывало Изиды.

— О, тогда мужчину побоку, пусть коротает остаток ночи один, а мы поговорим, если вы не против, о том, что волнует обеих.

— О чем же, детка?

— О древней вере и обрядах. О двух руках Бога — Тергах, что возвышаются в подземном дворце. О Мече Неправедных и Расколотом Зеркале, в честь которого мы танцевали сегодня.

— Какой вы, право, и в самом деле ребенок, что помните эти сказки!

— Сказки, которые сочинили взрослые. И воплощают их тоже они, не правда ли?

Бусина десятая. Альмандин

Всю ночь шел снег в Вечном Городе Лэне, ложась белейшим пуховым покрывалом на уголья пожаров и камни руин, брошенное впопыхах тряпье, кровь и конский навоз, заглаживая похабное месиво на улицах, по которым шла армия, всё уравнивая, всех примиряя. Ветки нагрузли от его тяжести; крыши выглядели, как верхняя корка свадебного пирога с сахарной глазурью. А когда ближе к полуночи на небо вывалила почти полная луна, похожая на голубовато-серебряный гонг, всё приобрело уже совершенно сказочный и нездешний вид.

Из старинного «Дома с остриями», где расположился весь эдинский генералитет, офицер комендантского взвода никак не хотел выпускать Кардинену.

— Без охраны не положено. И холодно.

— Что, можно подумать, головой за меня отвечаешь.

— А то. Да вернитесь, возьмите одного-двух своих ординарцев…

— Мое дело. Тебе хочется под трибунал угодить за неповиновение старшему по званию? Нет? Тогда не спорь. А вот кобеняк свой отдай, он поукромнее моего будет. Авось и в моем не смерзнешь.

Каблуки сапог впечатываются в свежий, легкий снег. Эта цепочка — единственная мета на путях; и еще собачьи и кошачьи лапы, розетки и цепи мирных узоров.

Луна, солнце бессонных. Солдатское солнышко — месяц.

— Ну что смотришь на меня, глазастая? Ворожишь? Все, кроме нас двоих, спят вповалку в душном тепле — и победители, и побежденные. Все напились старого сладкого вина из лэнских погребов, кто с радости, кто от печали. Сегодня единственная ночь на этой земле, когда не будет смертей.

Она дошла до скамьи, выступающей из фигурной кирпичной ограды, села, привалилась, запахнувшись плотнее. Закашлялась слегка. Это хорошо, что такой чистый воздух. Да и холод ей всегда помогает, меньше легкие ноют и тот давний рубец над левым соском.

— А завтра жизнь вернется на круги своя, — ответила сверху луна. — И то: всё хорошо в меру. Немножко покоя, затем чуточку драк и убийств — и порядочная толика грызни за кусок власти, то бишь двоевластия, чтобы кровь в жилах не протухла.

— Что-то больно ты скептик, госпожа Селена.