Собрание сочинений. Т. 1. Стихотворения 1939-1961
вернуться

Слуцкий Борис Абрамович
Шрифт:

«Палатка под Серпуховом. Война…»

Палатка под Серпуховом. Война. Самое начало войны. Крепкий, как надолб, старшина, И мы вокруг старшины. Уже июльский закат погасал, Почти что весь сгорел. Мы знаем: он видал Хасан, Халхин-Гол смотрел [35] . Спрашиваем, какая она, Война. Расскажите, товарищ старшина. Который день эшелона ждем. Ну что ж — не под дождем. Палатка — толстокожий брезент. От кислых яблок во рту оскомина. И старшина — до белья раздет — Задумчиво крутит в руках соломину. — Яка ж вона буде, ця війна, а хто іі зна. Вот винтовка, вот граната. Надо, значит, надо воевать. Лягайте, хлопцы: завтра надо В пять ноль-ноль вставать.

35

Он смотрел Хасан, Халхин-Гол смотрел. — Имеется в виду участие старшины в военных конфликтах с японской армией у озера Хасан и в Монголии в 30-х годах.

«На спину бросаюсь при бомбежке…»

На спину бросаюсь при бомбежке — По одежке протягиваю ножки. Тем не менее мы поглядеть должны В черные глаза войны. На спину! А лежа на спине, Видно мне Самолеты, в облаках скрывающиеся, И как бомба от крыла Спину грузную оторвала, Бомбы ясно вижу отрывающиеся. И пока не стану горстью праха, Не желаю право потерять Слово гнева, а не слово страха Говорить и снова повторять. И покуда на спине лежу, И покуда глаз не отвожу — Самолетов не слабей, не плоше! Как на сцену. Как из царской ложи, Отстраняя смерть, На смерть гляжу.

РККА

Кадровую армию: Егорова, Тухачевского и Примакова [36] , Отступавшую спокойно, здорово, Наступавшую толково, — Я застал в июле сорок первого, Но на младшем офицерском уровне. Кто постарше — были срублены Года за три с чем-нибудь до этого. Кадровую армию, имевшую Гордое именованье: Красная, Лжа не замарала и напраслина, С кривдою и клеветою смешанные. Помню лето первое, военное. Помню, как спокойные военные Нас — зеленых, глупых, необстрелянных — Обучали воевать и выучили. Помню их, железных и уверенных. Помню тех, что всю Россию выручили. Помню генералов, свежевышедших Из тюрьмы и сразу в бой идущих, Переживших Колыму и выживших, Почестей не ждущих — Ждущих смерти или же победы, Смерти для себя, победы для страны. Помню, как сильны и как умны Были, отложившие обиды До конца войны, Этой самой РККА сыны.

36

А. И. Егоров (1883–1939), М. Н. Тухачевский (1893–1937), В. М. Примаков (1897–1937), — крупные советские военачальники, уничтоженные в конце 30-х годов, незадолго до Великой Отечественной войны.

«Он просьбами надоедал…»

Он просьбами надоедал. Он жалобами засыпал О том, что он недоедал, О том, что он недосыпал. Он обижался на жену — Писать не раскачается. Еще сильнее — на войну, Что долго не кончается. И жил меж нас, считая дни, Сырой, словно блиндаж, толстяк. Поди такому объясни, Что не у тещи он в гостях. В атаки все же он ходил, Победу все же — добывал. В окопах немца находил. Прикладом фрица — добивал. Кому какое дело. Как выиграна война. Хвалите его смело, Выписывайте ордена. Ликуйте, что он уцелел. Сажайте за почетный стол. И от сырых полен горел, Пылал, не угасал костер.

«Вот — госпиталь. Он — полевой, походный…»

Вот — госпиталь. Он — полевой, походный. Он полон рванью, рухлядью пехотной. Раненья в пах. В голову. В живот. До свадьбы заживет? Не заживет. Сожженные на собственных бутылках, Вторично раненные на носилках И снова раненные — в третий раз. Раненья в рот. Попаданья в глаз. Кричим. Кричим. Кричим!!! И ждем, покуда Приходит фельдшер — на боку наган. Убей! Товарищ командир! Паскуда! Ушел, подлюга! На своих ногах. Но мы не рвань, не дребезг, мы — бойцы И веруем в счастливые концы. И нас сшивают на живую нитку, Сколачивают и слепляют, Покуда рядом бухают зенитки, Покуда нас ракеты ослепляют.

«Мои товарищи по школе…»

Мои товарищи по школе (По средней и неполно-средней) По собственной поперли воле На бой решительный, последний. Они шагали и рубили. Они кричали и кололи. Их всех до одного убили, Моих товарищей по школе. Мои друзья по институту — Юристы с умными глазами, Куда не на не лезли сдуру С моими школьными друзьями. Иная им досталась доля. Как поглядишь, довольно быстро Почти что все вернулись с поля Боев. Мои друзья юристы.

«Вы — гонщики, а мы — шоферы…»

Вы — гонщики, а мы — шоферы. Вы ставили рекорды. Мы везли. Мы полземли, хоть, может быть, не скоро, Свезли в другие полземли. Покуда на спидометре нулями Тряслись пред вами горы и холмы, В смоленские болота мы ныряли, В мазурских топях выныривали мы. Покуда по асфальту вас носило, К полутораста лошадиным силам Не в спорте, а в труде или в бою Мы добавляли силушку свою. Выталкивали чертову полуторку Из бесовых, промокших грейдеров. Нам даже нравилось на этой каторге. Ведь лихо было! Лихо. Будь здоров!

БЕСПЛАТНАЯ СНЕЖНАЯ БАБА

Я заслужил признательность Италии, Ее народа и ее истории, Ее литературы с языком. Я снегу дал. Бесплатно. Целый ком. Вагон перевозил военнопленных, Плененных на Дону и на Донце, Некормленых, непоеных военных, Мечтающих о скоростном конце. Гуманность по закону, по конвенции Не применялась в этой интервенции Ни с той, ни даже с этой стороны. Она была не для большой войны. Нет, применялась. Сволочь и подлец, Начальник эшелона, гад ползучий, Давал за пару золотых колец Ведро воды теплушке невезучей. А я был в форме, я в погонах был И сохранил, по-видимому, тот пыл, Что образован чтением Толстого И Чехова, и вовсе не остыл. А я был с фронта и заехал в тыл И в качестве решения простого В теплушку — бабу снежную вкатил. О, римлян взоры черные, тоску С признательностью пополам мешавшие И долго засыпать потом мешавшие! А бабу — разобрали по куску.