Собрание сочинений. Т. 1. Стихотворения 1939-1961
вернуться

Слуцкий Борис Абрамович
Шрифт:

«Я очень мал, в то время как Гомер…»

Я очень мал, в то время как Гомер Велик и мощен свыше всяких мер. Вершок в сравненьи с греческой верстою, Я в чем-то важном все же больше стою. Я выше. Я на Сталине стою И потому богов не воспою. Я больше, потому что позже жил И од своим тиранам не сложил. Что может Зевс, на то плевать быкам, Подпиленным рогам, исхлестанным бокам [45] .

45

Последнее двустишие переосмысляет известное латинское изречение «Что позволено Юпитеру, то не позволено быку». Юпитер в древнеримской мифологии соответствует Зевсу в древнегреческой.

«Человечество делится на две команды…»

Человечество делится на две команды. На команду «смирно» И команду «вольно». Никакие судьи и военкоматы, Никакие четырехлетние войны Не перегонят меня, не перебросят Из команды вольных В команду смирных. Уже пробивается третья проседь И молодость подорвалась на минах, А я, как прежде, отставил ногу И вольно, словно в юные годы, Требую у жизни совсем немного — Только свободы.

«В свободное от работы время…»

В свободное от работы время Желаю читать то, что желаю, А то, что не желаю, — не буду. Свобода чтения — в нашем возрасте Самая лучшая свобода. Она важнее свободы собраний, Необходимой для молодежи, И свободы шествий, Необходимой для променада, И даже свободы мысли, Которую все равно не отнимешь У всех, кто способен мыслить.

«Потомки разберутся, но потомкам…»

Потомки разберутся, но потомкам Придется, как студентам — по потокам Сперва разбиться, после — расстараться, Чтоб разобраться. Потомки по потокам разобьются, Внимательны, умны, неотвратимы, Потрудятся, но все же разберутся Во всем, что мы наворотили. Давайте же темнить, мутить и путать, Концы давайте в воду прятать, Чтоб им потеть, покудова распутать, Не сразу взлезть, Сначала падать. Давайте будем, будем, будем Все, что не нужно или же не надо. И ни за что не будем, нет, не будем Все то, что нужно, правильно и надо.

«Поэты потрясали небеса…»

Поэты потрясали небеса, Поэты говорили словеса, А скромные художники Писали в простоте Портреты — на картончике, Пейзажи — на холсте. Поэт сначала требует: «Вперед!» Потом: «Назад!» — с волнением зовет, А тихие ваятели Долбают свой гранит. — Какие обыватели! — Поэт им говорит.

«По кругу Дома творчества…»

По кругу Дома творчества Медлительно мечутся Самоуверенные, Себялюбивые, Не уважающие себя писатели. Они думают: В городе кислородное голодание, Здесь природа, сыр-бор. Спокойно дождусь переиздания. Протяну до тех пор. Они думают: Жизнь прошла Шумно, хлопотно, нескладно. Ни двора, ни кола. Дом творчества есть и ладно. Они думают: Навстречу идущий Ругал меня в тридцать пятом году. О, ты, загребущий и завидущий, Подай тебе господи болезнь и беду. Они думают: До обеда Ровно два с половиной часа. А сколько до смерти? Ее не объеду, Она уже подает голоса. Как змея, заглатывающая свой хвост, В сущности, очень прост Пережевывающий без риска Воспоминаний огрызки Писатель в Доме творчества.

«Разговаривать неохота…»

Разговаривать неохота Ни обрадованно, ни едко. Я разведка, а вы пехота. Вы пехота, а мы разведка. Мы окопов ваших не строим. Мы не ходим державным шагом. Не роимся вашим роем Под развернутым вашим флагом. Вы — хорошие. Мы — другие. Мы — без денег и без моторов. Мы — не черная металлургия. Мы — промышленность редких металлов. Мы — выигрыш. Вы — зарплата. Вы — нормальные, вроде плана. Мы — цветастые, как заплата На дырявой спине цыгана. Уважаю вашу дельность, Сметку, хватку, толковость, серьезность, Но люблю свою отдельность, Единичность или розность.

«Меня не обгонят — я не гонюсь…»

Меня не обгонят — я не гонюсь. Не обойдут — я не иду. Не согнут — я не гнусь. Я просто слушаю людскую беду. Я гореприемник, и я вместительней Радиоприемников всех систем, Берущих все — от песенки обольстительной До крика — всем, всем, всем. Я не начальство: меня не просят. Я не полиция: мне не доносят. Я не советую, не утешаю. Я обобщаю и возглашаю. Я умещаю в краткие строки — В двадцать плюс-минус десять строк — Семнадцатилетние длинные сроки И даже смерти бессрочный срок. На все веселье поэзии нашей, На звон, на гром, на сложность, на блеск Нужен простой, как ячная каша, Нужен один, чтоб звону без, И я занимаю это место.