Шрифт:
— Христосик меня отчитывал, — сказала Нина.
— А ему что надо? — Зоя тряхнула коротко стриженными волосами. — Впрочем, могу сообщить новость: он будет руководителем нашей группы.
«Теперь начнет придираться», — тоскливо подумала Нина. Занятая своими мыслями, она не очень вслушивалась в то, о чем толковала Зоя. Но вдруг поразилась: как это уйти из школы?! Выходит, Зоя и Галя будут сдавать в вуз экстерном. К весне подготовятся, следующей осенью станут студентами. Зоя говорила долго и таким тоном, словно Нина возражала.
— А школу тебе не жаль?
— Жаль. Но тебе пятнадцать, а я на два года старше. Папа говорит, что перестройка школы очень плохо отражается на знаниях учащихся. Папа сказал, что репетиторы дадут больше знаний, чем школа. Пойду в медицинский. А ты кем хочешь быть? — спросила Зоя.
…На пасху бабушка подарила сестрам по рублю. Катя купила себе чулки и перчатки, Натка — сладостей, а она — билеты в театр. Пошли с Варей на «Анну Каренину».
С того момента, как медленно и торжественно начинал раздвигаться тяжелый занавес, весь мир, кроме тех, кто ходил на сцене, смеялся, плакал и жил своей необыкновенной трагической жизнью, переставал для нее существовать.
Еще долго после спектакля, как только Нина оставалась одна, начиналось наваждение — она видела огни рампы и темный тихий зал. На сцене Анна Каренина. Нет, это она — Нина…
— Так кем же ты хочешь быть? — переспросила Зоя.
— Иногда мне кажется, — не очень уверенно сказала Нина, — в общем я хотела бы, хотя я понимаю — таланта у меня нет, — разозлившись на себя, что так мямлит, выпалила: — артисткой хочу быть. Тебе смешно?
— Нисколько. Про талант еще неизвестно, а декламируешь ты хорошо. Но сильно волнуешься.
— Трясусь, как дура, — сказала умышленно грубо.
— Почему ты ушла из «Синей блузы»? Тебе надо развивать свои способности.
«Синяя блуза»… Это, конечно, не театр. Всего-навсего самодеятельность. Синеблузники подхватывали газетные лозунги. Был лозунг: «Гармонь под покровительство комсомола». Взявшись за руки, синеблузники изображали мехи гармони, то раздвигаясь, то сближаясь, и приговаривали «Тын-ка… Тын-ка… Тын-ка». Выступление Нины сводилось к единственной фразе: «С песней звонкой, переливной, как близка гармошка нам».
— В прошлом году бабушка часто болела, у нее астма, — сказала Нина. — Надо было все дома делать. Катю плеврит замучил. Но «Синяя блуза» — это не то, вот драма — это настоящее. Но я буду учительницей. Это я могу.
— Лелька, по-моему, влюблена в Яворского. Она ничего, хорошенькая. Только глаза как студень, — сказала Зоя. — А он к тебе неравнодушен.
— Ко мне? — притворно удивилась Нина. И тут же стало неловко от своего лицемерия. — Кажется, немножко. А с чего ты взяла?
— Записку спрятал, напал на Лельку. Это всегда почему-то заметно.
Они немного помолчали.
— Что такое, по-твоему, любовь? — неожиданно спросила Зоя.
Нина, не находя нужных слов, молчала. Зоя снова спросила:
— Скажи, ты могла бы, как Ларина Татьяна, выйти замуж за старика?
— Но ведь с ним же надо целоваться! — уныло сказала Нина.
Зоя с пристальным, непонятным для Нины любопытством разглядывала ее.
— Ты еще очень наивная.
Нина смущенно промолчала, разве она виновата — Мара как-то хотела объяснить ей об отношениях мужчин и женщин, но сразу почему-то рассвирепела и заорала: «А ну тебя! Ни черта ты не поймешь!»
— Представь, мне один папин знакомый сделал предложение. — В тоне Зои прозвучала нарочитая небрежность.
— Какое предложение?
— Предложил руку и сердце. — Зоя как-то по-взрослому засмеялась, тряхнув короткими волосами.
— Он старик?
— Нет. Он пожилой. Лет, наверное, тридцати пяти. Некрасивый. Декан, работает вместе с папой.
— Что ты ему ответила? — Нину прямо-таки захлестывало любопытство. Господи, выходит, через два года и ей могут сделать предложение.
— Я сказала ему, что еще молода.
— Правильно!
Девочки заговорили наперебой, больше слушая себя. Конечно же, любовь бывает только одна и на всю жизнь. Без любви подло выходить замуж. Лучше остаться старой девой. От слов любовь, верность, он радостно щемило сердце.
На ботинки налипла грязь, на платья и чулки нацепились репьи, но подруги ничего не замечали. Они еще долго провожали друг друга, часто повторяя: «Ты только смотри никому не говори». Нину все время мучило желание спросить Зою, верит ли она в бога. Удерживала боязнь показаться смешной.