Шрифт:
Надюшка спокойно посапывала. Анна просунула руку под одеяло.
Ловко переворачивая сонное, вялое тельце, сменила влажную рубашку.
Она слышала, как за дверью Журов сказал:
— Кажется, бездомным холостякам пора в свои берлоги!
— Мне это простительно, — отозвался Вагнер, — но тебе, Сережа, следовало бы задуматься.
Журов ничего не ответил.
Прощаясь, он дольше, чем нужно, задержал ее руку в своей и тихо сказал:
— Можно мне завтра зайти?
— Нет, пока Надюшка больна — не стоит, — сказала она, подумав: «Если ты захочешь меня видеть — придешь».
Спаковская говорила по телефону. Анна сидела по другую сторону стола и прислушивалась к ее отчетливому, лишенному оттенков голосу и думала: «Неужели все произошло с ведома Сергея?»
Три дня Анна не отходила от Надюшки. Втайне она надеялась: Журов нарушит запрет и придет. Но он не приходил.
Спаковская положила трубку, и Анна сразу заговорила:
— Я прошу вас объяснить: на каком основании вы и Журов устроили за моей спиной консультацию у хирурга Гаршину.
— Дорогая Анна Георгиевна, я вас отказываюсь понимать. То вы требовали консультации, а сейчас изволите выражать негодование.
— Я лечащий врач, и вы обязаны были согласовать со мной.
— Помилуйте, откуда же мы знали, сколько вы пробудете на больничном? — Спаковская пальцами, с розовыми, отточенными ногтями, барабанила по столу.
— Вы знали, что я-то здорова. В конце концов, за мной можно было послать.
— У вас странное понятие: кроме вас, нет врачей, а если и есть, то вы почему-то их знания и опыт ставите под сомнение. Канецкий славится как хирург.
Анна вспомнила гладкое, моложавое лицо Канецкого, и его фразу, полушутливо сказанную ей однажды: «Милейшая, если мы так будем расходоваться на каждого больного, то на всех нас не хватит».
— Я не беру знание и опыт Канецкого под сомнение, — сказала она, — но он не бог, может и он ошибаться. Я прошу вас: пригласите Кириллова. — И так как Спаковская сделала неопределенный жест, Анна поспешно добавила: — Он смелый хирург. Мнение одного хирурга не может решать вопроса об оперативном вмешательстве.
— Клиника не обслуживает наш санаторий. Вы же знаете.
— Обслуживает — не обслуживает… Речь же идет о жизни человека! — воскликнула Анна.
Спаковская вытащила из ящика стола сигарету, задурила и, не скрывая насмешки, проронила:
— Любите же вы сотрясать воздух! — И уже своим обычным голосом, тщательно выговаривая окончания слов, сказала: — Кириллова я не могу приглашать по двум причинам: во-первых, у меня нет денег, и, во-вторых, я не могу нарушать врачебную этику — проявить недоверие к Канецкому. Надеюсь, ясно? Кстати, Журов тоже заводил со мной разговор по поводу Кириллова. — Спаковская из-под полуопущенных век взглянула на Анну. — Между прочим, Сергей Александрович взял отпуск. К нему приехала жена.
«Он не говорил, что жена приедет. Значит, неожиданно», — подумала Анна и встала.
— К сожалению, я еще должна задержать вас на несколько минут.
«Господи, что еще?»
— Вы знаете: Виктория Марковна и Вера Павловна не сработались. Вера Павловна — человек пожилой и не совсем здоровый; Виктория Марковна ее всегда раздражает. Мы посоветовались на партбюро и месткоме и решили предложить вам, как врачу энергичному и опытному, взять второе отделение в свои руки и навести там порядок. Что вы на это скажете?
— А кого на мое место?
— Викторию Марковну.
— Что это она прыгает? То ей не нравилось со мной работать, теперь с Верой Павловной. Нет, я не согласна!
— Почему же? Вы, вероятно, знаете о почине Гагановой?
— Знаю, но не понимаю, какое отношение это имеет ко мне. В моем отделении — тяжелейшие больные. Я не могу их доверить Виктории Марковне. Я просто-напросто не имею права бросить своих больных на полпути.
— А почему вы считаете, что кто-то, а не вы, более знающий врач, должен вытягивать отстающий участок?
— Всегда ли разумно метод Гагановой механически переносить на врачебную работу? Викторию Марковну вообще нельзя допускать к больным.
— Вы нетерпимы к молодым.
— У нее есть, к сожалению, недостатки, не зависящие от молодости. Она глупа. Никто столько не приносит вреда, как дурак, выбравший себе профессию врача. К больным допускать ее нельзя.
— Вот вы не хотите взять отделение Виктории Марковны. Вы — коммунист и не хотите брать трудный участок. А кто же там должен налаживать работу?