От сарая тоже донеслась стрельба. Вот, черт, не получилось тихо, но ничего, разберемся. Я рванул к сараю, заходя немцам в тыл. Прогремели два гранатных взрыва, капитан ведет войну по-взрослому! Кое-чему я его все-таки научил. Я осторожно выглянул из-за угла недалеко стоявшей баньки. Немцы залегли и вели огонь по капитану, который постоянно перемещался с места на место.

Молодец! Людей не видно, наверное, залегли в сарае, двери которого еще не были заперты.

Сколько карателей осталось в живых, определить было невозможно. Но я заметил, что стреляют по Ваньке еще и из-за машины. Подобравшись поближе, я метнул гранату прямо под грузовик. Раздался страшный взрыв, огонь взметнулся вверх метров на десять. Уцелевшие немцы оглянулись, но я и их угостил гранатой. Все стихло, даже люди перестали кричать в сарае. Интересно, как там капитан? Ведь это он вел встречный бой с противником, тогда как в мою сторону не было сделано ни одного выстрела. Везет же мне! Но немцев надо проверить, и я осторожно пополз в их сторону. И тут раздался мальчишеский крик:

— Дяденька солдат, вот он ползет, гад! В кепке!

Сразу же рядом со мной прошла очередь. Вот гадство, я и забыл, что у меня на голове полицайская кепка. Я судорожно сдернул ее и заорал:

— Ванька, не стреляй! Я это!

Но он толи не расслышал, толи не поверил мне, поэтому крикнул:

— Назови имя моего комбрига!

— Иванов Юрий Иванович!

— Правильно!

Ванька начал подниматься из-за куста, но я боковым зрением заметил, что один из карателей неожиданно зашевелился, беря капитана на прицел. Времени у меня было в обрез, поэтому я швырнул в немца гранату с невыдернутой чекой. Раздался ужасный хруст, граната попала прямо в висок, и немец уткнулся головой в землю.

Я медленно поднялся на ноги, и люди стали потихоньку выходить из сарая, настороженно глядя на меня. Со стороны леса неторопливо шел Ванька, зажимая рукой раненое левое плечо. Вот, гады, все-таки зацепили капитана, но, похоже, что не тяжело. Ванька подошел и остановился рядом со мной. Тем временем, люди уже выбрались из сарая и стали около нас полукругом. И тоже молчали. Надо же, просто немая сцена какая-то, прямо как в «Ревизоре». Последним к нам подошел седой бородатый старик, долго осматривал нас, а затем еле слышно произнес:

— Спасибо вам, сынки. От всего общества спасибо.

Я негромко кашлянул и сказал, обращаясь к старику:

— У меня друг ранен, перевязать бы надо.

Дед тут же повернулся к людям и, уже громким голосом, приказал:

— Ну-ка, бабы, займитесь солдатом, из-за нас ведь пострадал.

Из толпы вышла женщина средних лет и позвала Ваньку с собой:

— Пойдемте, я тут рядышком живу. Сейчас ранку обработаем.

Они ушли, вместе с ними отправились еще две женщины, а я обратился к старику:

— Уходить вам надо отсюда, дедушка! Не дадут вам немцы покоя.

Он лишь устало махнул рукой:

— Пойдем, присядем, солдат. А то что-то ноги плохо держат.

Мы подошли к проклятому сараю, уселись на бревно, лежавшее на земле, и старик продолжил:

— Уходить надо, это верно. Эти басурманы теперь не отстанут от нас, пока не изведут под корень. Нужно собирать людей и уходить в лес.

К нам стали подходить люди, которые успели убежать. Среди них было несколько подростков и двое мужиков, уже в возрасте, но моложе деда. Старик обвел взглядом вновь пришедших:

— Вот, люди, это наш спаситель.

Один из мужиков не поверил:

— Он что, один всех германцев уложил?

Я усмехнулся:

— Да нет, не один, мужики! Ранили моего напарника, лечат его сейчас ваши бабы.

Мужик все-таки с недоверием покачал головой, но больше ничего не сказал, а я обратился к старику:

— Скажи, дедушка, а за что вас так? Что такое натворили?

— Видишь ли, солдат. Все наши мужики в партизанском отряде воюют. Они умудрились сегодня поутру обвести немца вокруг пальца. Вроде бы, заманили супостатов куда-то. Да я точно и не знаю, это мне полицай один шепнул, когда нас сюда сгоняли. Вот оттого немцы злые и приехали сюда лютовать, сжечь хотели заживо.

И старик заплакал, а я не знал, что и делать. Но тут вспомнил о нашем имуществе, оставшемся в лесу. Поэтому высмотрел в толпе пацанов постарше, объяснил им, что к чему, и они сразу же умчались.

Дед начал успокаиваться, а у меня в груди зашевелилось что-то нехорошее. Словно я кого-то упустил. Но сейчас напрягать мозги бесполезно, все равно ничего не вспомнишь. Надо просто отвлечься на некоторое время, и ответ придет сам собой. Так оно и получилось! Ну, конечно, как я мог упустить такое:

— Послушай, дедушка, а где же ваши полицаи? Что-то я не вижу их среди этих.

И я кивнул на убитых немцев. Дед тоже все внимательно осмотрел слезившимися глазами:

— Точно, не видать их! Сбежали, наверное, нехристи. Небось, подумали, что партизаны пришли, вот и убегли, гады, куда-то. Их, вообще-то, четверо у нас было. Двое наших и двое пришлых, бывших пленных. Вот здесь-то пленные были, а наши так и не появились, почему-то.

— И не появятся больше никогда!

Дед вопросительно посмотрел на меня, и я согласно кивнул головой. А старик произнес: