Черкас помолчал, потом покачнулся в воздухе, как Петру Петровичу показалось, — нелепо и в первый раз за это свое посещение открыл рот. Он сказал очень тихим, не своим вовсе голосом:

— А чего бы вы сами хотели, Петр Петрович?

Петр Петрович изумленно поглядел на актера. Изумлен он был тем, что Черкас заговорил. Он почему-то не ожидал этого. Должно быть, он думал, что Черкасу уже совсем нечего сказать. Но он быстро забыл о своем изумлении и на секунду задумался.

— Чего бы я сам хотел? — медленно переспросил он. — А ведь я, пожалуй, и не знаю, чего бы я сам хотел. Я, может быть, вообще ничего не хочу.

Черкас молчал. Петру Петровичу показалось, что он улыбается. Петр Петрович рассердился.

— Вы думаете, что каждый человек непременно чего-нибудь хочет, — сказал он. — А вот я ничего не хочу, вот так-таки ничего не хочу, и все.

— Подумайте, Петр Петрович, — так же мягко и тихо сказал Черкас. — Может быть, вам чего-нибудь и захочется. Может быть, просто так чем-нибудь заинтересуетесь, что-нибудь захотите узнать, повидать. Вы подумайте, не отказывайтесь.

— Я не отказываюсь, — сердито ответил Петр Петрович, — я только не хочу ничего. Сами вы ничего не можете придумать, хотите, чтобы я за вас придумал.

— То, что я могу придумать, вам неинтересно, вы сами сказали, — возразил Черкас.

Петру Петровичу, правда, жаль было упускать такой случай, и вместе с тем он сердился на себя, что ничего не мог придумать. Ведь он же хотел что-то узнать. Что это было? От Черкаса ничего не выпытаешь, но если он сам предлагает…

— Надо подумать, — озабоченно сказал он.

— Пожалуйста, — очень вежливо и любезно ответил Черкас, — думайте сколько хотите, я подожду, у меня время есть.

Как нарочно, ни одно желание не приходило в голову Петру Петровичу. Он ничего не мог придумать.

— Что, трудно? — невесело усмехнулся Черкас. — Ничего, думайте, может быть, что-нибудь и придет.

Петр Петрович сердито взглянул на него.

— Что вы ко мне пристали, в самом деле, — грубо сказал он. — Может быть, хочу, а вам не скажу.

— Как вам угодно, — ответил Черкас. — Только потеряете случай.

Петр Петрович не слыхал его слов. Какая-то мысль, какая-то смутная догадка мелькнули вдруг перед ним.

— Вот разве… — тихо сказал он и тотчас оборвал себя самого. — Да нет, это невозможно.

— А что такое? — вежливо осведомился Черкас.

— Чепуха, — даже рассердился Петр Петрович. — Этого ни один человек не видал. Это в сказках только, да и то не рассказывается подробно, потому что этого никто не знает.

— Скажите все-таки, — так же вежливо, но твердо предложил Черкас.

— Мне бы хотелось, пожалуй, — медленно и задумчиво сказал Петр Петрович, не глядя на актера и внимательно прислушиваясь к собственному голосу, — да, другого мне ничего не хочется, да и это только — любопытство, а настоящего желания у меня нет, — мне бы хотелось повидать свою смерть. То есть это глупое слово — повидать. Не повидать, а… я не знаю… поговорить, может быть… нет, это еще глупее… ну, почувствовать, что ли… нет, мне срока не нужно знать, я уж не такой выдумщик… одним словом… Ну, вы, словом, понимаете…

— Я так и знал, что вам именно этого хочется, — очень тихо и очень серьезно ответил Черкас.

— Это невозможно, — быстро обернулся к нему Петр Петрович.

— Нет, отчего, — равнодушно возразил Черкас. — Не знаю только, поймете ли вы.

— Чепуха, — сердито сказал Петр Петрович.

— А вот слушайте, — спокойно ответил Черкас.

Петр Петрович обернулся, в комнате никого, кроме Черкаса, не было. Петр Петрович был несколько испуган, хотя не хотел не только показать это, но и признаться в этом самому себе. Он недоумевал. Черкас с закрытыми глазами покачивался перед ним и молчал. Петр Петрович еще раз обернулся. Хотя в комнате было темно, но не чувствовалось ничьего присутствия. Он прислушался. Все было тихо. С улицы все еще доносились негромкие неразборчивые голоса. Он хотел усмехнуться. Черкас явно дурачил его. Но вдруг ему показалось, что он расслышал вдалеке какие-то глухие звуки. Он напряг слух, и уличные голоса пропали, все стало звеняще тихо, и в этой тишине он ясно различил ровный непонятный шум. Постепенно из этого шума образовались шаги — те самые, которые Петр Петрович слышал за спиной во время своей неудачной прогулки. Шаги не приближались и не удалялись, словно кто-то шел под окнами, шел бесконечно, никуда не уходя, только переставляя ноги. Потом мелькнуло лицо Володи Маймистова, тусклый огонек его глаз, и Петр Петрович различил быстрый шепот сумасшедшего:

— Думай не думай, думай не думай…

Больше никаких звуков не было. Черкас все качался перед Петром Петровичем с закрытыми глазами. От нетерпения у Петра Петровича закружилась голова. Он воскликнул:

— Ну, что же, Аполлон Кузьмич!

Черкас медленно перестал качаться и с усилием открыл глаза.

— Это все, Петр Петрович, — совсем тихим, усталым шепотом сказал он.

— Как все? — вскричал Петр Петрович. — А вы обещали!..

— Это все, — с усилием повторил Черкас. — Если только вы поняли, — помолчав, прибавил он.

— Я ничего не понял, — с недоумением сказал Петр Петрович. — Шаги эти, Володя…

— Я не знаю, что вы слышали, — ответил Черкас. — И я больше ничего не могу сказать вам. Я ухожу, Петр Петрович.

— Постойте! — крикнул Петр Петрович, но Черкас поплыл к двери, и оттуда донесся его голос:

— Я еще приду.

Потом он растаял. Петр Петрович вскочил и закричал, протягивая ему вслед руки:

— Постойте!..

— С кем ты разговариваешь тут в темноте? — спросила Елена Матвевна.